Выбрать главу

К огромному сожалению, из школы уходит театр, а это такая мощная сила чувств, переживаний, он побуждает к внимательному и глубокому осмыслению произведения. Но и здесь есть замечательный опыт. Юлия Рафаэловна Галлямова, учитель школы села Улу-Теляк имени Валерия Лесунова из Республики Башкортостан, ставит с ребятами спектакли. Последний – «История Эсмеральды» по роману В. Гюго «Собор Парижской Богоматери». Школьному театральному кружку 8 лет. В нём постоянно занимается около 30 учеников. Отбор талантливых детей никогда не проводился. Учительница начинала работать с «трудными», чтобы заинтересовать их чтением классической литературы. Почти все постановки созданы по школьным произведениям для детей разного возраста. В подготовке спектаклей принимают участие все: от директора школы, его заместителя и коллег-учителей, родителей до школьного библиотекаря и плотника. Первые зрители – ученики школы, их родители. После первого выступления яркая афиша приглашает в сельский Дом культуры жителей села. И они, и гости из соседних сёл очень довольны созданной на сцене атмосферой театра. Что тут добавишь…

Хорошо бы выделить на телевидении хотя бы часть времени, используемого на изысканные кулинарные рецепты и освещение жизни звёзд шоу-бизнеса, чтобы пропагандировать чтение, в том числе семейное, рассказывать о подлинной, а не псевдокультуре, повышать престиж учительской профессии. Стыдно, когда Л. Якубович на всю страну с усмешкой пренебрежительно спрашивает скромную учительницу из села, которую видят по телевизору старенькая мама, ученики и их родители: «Так вы училка?» И так о каждом учителе, попадающем на его программу.

В нынешнее время особенно важно понимать, что в истинной нашей литературе наша надежда на неиссякаемость духовного материка, именуемого Россией, а литература в школе – важнейший рубеж, за падением которого – пустота…

Теги: литература , журнал

«Лучше тебя нет!»

Михаил Врубель. «Свидание Анны Карениной с сыном», 1878 г.

Не так давно довелось мне выступать в районной библиотеке, аккурат в День матери. Этот американский праздник назначили у нас на последнее воскресенье ноября. Русский ноябрь с невразумительным "народным единством", неадекватно заменившим ритуальные «октябрьские», и так-то пережить мудрено. А тут надо оформлять зал, собирать публику и, конечно, готовить хоть какую программу. И вот на небольшое возвышение, символизирующее сцену, выходит мальчонка и начинает - тихо, не очень уверенно: «[?]Мама, мама! Я помню руки твои с того мгновения, как я стал сознавать себя на свете» .

Публику, как обычно на таких мероприятиях, составляли в основном люди пожилые. Да ещё подвижническая классная дама привела группу из соседнего общежития медицинского колледжа. Будущие акушерки и медсёстры (среди них необъяснимо затесалась парочка медбратьев) откровенно отбывали повинность. А мальчик тем временем набирал голосок: «…но больше всего на веки вечные запомнил я, как нежно гладили эти руки, чуть-чуть шершавые и такие прохладные и тёплые, как они гладили мои волосы и шею, и грудь… И ты глядела на меня… такая тихая, светлая…»

Зал сперва напряжённо молчал, вспоминая… К финалу уже плакали, кажется, все. Даже медбратья жвачку за щеками затаили. Так бывает, когда люди слышат нечто эмоционально ожидаемое, близкое и ответно чувствуют нечто заложенное в самом их существе. А я вдруг поняла, что Фадеева вовсе не голословно называли «красным Толстым». И не столько из-за довольно натянутой параллели между «Разгромом» и «Войной и миром», но прежде всего – из-за этого монолога о материнских руках, о нежной тактильной связи между матерью и ребёнком. Сравните с текстом Фадеева строки из толстовской повести «Детство»: «Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только её карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь… нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал…»

При чём тут Толстой? При том, что Лев наш Николаевич – непревзойдённый проводник русского материнского начала – одного из символов веры народа, который Родину неизменно и нерасторжимо ассоциирует с матерью (в отличие от нордического отцовского фатер ланда). Сейчас, когда культ матери сохранился только в криминальном мире, а во многих европейских странах слова «отец» и «мать» заменили на «один из родителей» и даже «опекун», сохранить традиции эмоциональные не менее, а может, и более важно, чем культурные и бытовые.