И тут из-за скалы появились люди, их было двое. Дедушка немедленно вступил с ними в разговор. Оказалось, что они из Болгарии. Мать привезла сына на историческую родину. Согласно мудрой политике партии и правительства и лично тов. Сталина, всех болгар и татар выселили из Крыма на заре новой коммунистической эры. Они уехали, оставив новым хозяевам отличное наследство: татары – аккуратные глиняные мазанки и виноградники, а болгары – брынзу и плантации ароматных роз. Наши новые знакомые направлялись к Золотым воротам Карадага и имели неосторожность позвать и нас. Глядя на симпатичную стройную темноволосую женщину, мой легкомысленный дед Папийон немедленно согласился. О последствиях и грозящей нам голодной смерти он не думал.
Собственно говоря, до Золотых ворот было рукой подать. Но оказалось, что это только визуально, потому что в действительности спуск к ним был труден и опасен. В общем, близок локоток, да не укусишь. Решили идти в обход через Сердоликовые бухты. Тут возникло новое препятствие: при попадании из первой Сердоликовой во вторую надо было обогнуть скалу вплавь, а я ещё плавать не умела. Однако дедушка сказал, что случай предоставляет мне прекрасную возможность научиться. Я так и сделала – взяла и проплыла по-собачьи свои первые в жизни десять метров.
По случаю воскресенья и флотского праздника у Золотых ворот шло веселье. Приплывший на лодке народ полулежал вокруг транзистора, оглашавшего гулкое пространство бухты бодрыми военно-патриотическими песнями. Шеренга бутылок, вкопанная в прибрежную мокрую гальку, ждала команды «Вперёд, в атаку!», пока женская часть компании на газетке раскладывала закуску: хлеб, огурцы, помидоры, варёные яйца, картошку в мундире. При виде этих яств мы поняли, как сильно проголодались. Болгарская половина экспедиции поделилась с нами скромными запасами – бутербродами с плавленым сыром, которые мы запивали из местного источника, бившего прямо из скалы. За долгие века жизни источник соорудил себе небольшой грот с бассейном ледяной питьевой воды, обжигавшей руки и горло.
Пока мы с дедушкой вели раскопки прибрежной гальки в поисках полудрагоценных сердоликов, болгарский юноша проверял слова известной песни, сравнивая, чьё Чёрное море самое синее в мире – его или наше, крымское. А заодно, ныряя, он раздобыл несколько десятков мидий. Мне поручили собрать горючие материалы. С большим трудом отыскалось несколько обработанных морем деревяшек, скорее всего в прошлой жизни виноградных корешков. К ним присоединились внушительный пук соломы, сухие водоросли и позаимствованная у весёлой компании газета «Крымская правда». Под самой скалой подручными средствами было вырыто небольшое углубление, его выложили плоскими камушками, и получился очаг. На дно очага сложили «дрова», на них установили пустую консервную банку из-под тушёнки, дав ей шанс ещё раз послужить голодным людям. На сей раз в ней оказался улов мидий с небольшим количеством воды. Манипуляции с горючим привели к парообразованию в банке, под воздействием которого раковины «затворниц жирных и живых» раскрылись, и я впервые в жизни вкусила то, что французы называют fruits de la mer – дары моря. По-настоящему я распробовала мули лет через двадцать, попав на стажировку в Париж, а в бухте Карадага по достоинству оценить богатую белками пищу ещё не смогла.
На обратном пути, проходя мимо валуна с вишней из погибшего целлофанового пакета, мы обнаружили, что ягоды испеклись и дезинфицировались жарким солнышком, поэтому мы вместо птичек жадно склевали сморщенные ягодки. Весёлые, довольные и очень усталые, мы подходили к дому примерно часов через двенадцать после начала прогулки. У калитки с огромной хворостиной в руках, предназначенной для загона коровы в хлев, нас поджидала тётя Саша. Завидя прихрамывающего дедушку, она разразилась потоком неласковых слов: «Родимец тебя не подхватит, старый дид! Сам инвалид, и дитятку инвалидом хочешь сделать!» Сия гневная тирада сопровождалась грозным помахиванием хворостины. С виноватым видом мы проскользнули в комнату, где обнаружили накрытый стол с литровой банкой ещё тёплого парного молока и кастрюльку пшённой каши, завёрнутую в полотенце и газету, чтобы не остыла.