Возвращаться решили другим путём, не по дороге, а по одной из многочисленных сбегающих вниз тропинок. Конечно же, мы заблудились и долго плутали по живописным холмам, наслаждаясь божественным ароматом разгорячённого палящим июльским солнцем леса, избегая контакта с обжигающими кустами неопалимой купины и вреднючими колючками ежевики. Наконец мы вышли на окраину Старого Крыма, но, как оказалось, с противоположной стороны от более чем скромной гостиницы, нас приютившей. Усталые, не очень довольные, но очень голодные и изнемогающие от жажды, мы ввалились в местный ресторан на главной площади и попросили равнодушного официанта принести нам холодного нарзана. Далее всё происходило по Булгакову:
– Нарзана нету, – ответил официант и почему-то обиделся.
– А ситро есть? – интеллигентно спросил дедушка.
– И ситро нету, – буркнул официант.
– А что есть? – взволнованно поинтересовались мы.
– Жигулёвское пиво. Только тёплое, холодильники не работают, – сказал официант.
– Ну давайте, несите, – после некоторых колебаний попросили взрослые.
Тёплое жигулёвское выдало обильную пену. Дедушка с сомнением посмотрел на меня, но всё же налил из бутылки в мой бокал немного жидкости жёлтого цвета и с пеной, похожей на ту, что после шторма прибивает к берегу моря. Я осторожно попробовала, и... мне понравилось. С тех пор везде и всюду я пью пиво.
После истекающей жиром котлеты по-киевски с картофелем фри и стакана сладко-липкого вишнёвого компота мы вернулись в гостиничку (на целую гостиницу она явно не тянула) немного отдохнуть после утренней программы. И тут произошло то, что помешало нам ознакомиться с третьей достопримечательностью города, – мемориальным домиком писателя Александра Грина, чьи «Алые паруса» до сих пор завораживают читателей. А произошло следующее. Дородную даму, мать шумного и многочисленного семейства, весьма некстати укусила сколопендра, уютно устроившаяся в кровати гостиничного номера. Укушенная опасным насекомым рука стала распухать на глазах. Поднялся страшный переполох, дама рыдала, дети кричали, муж бестолково метался по комнате. Кто-то догадался вызвать «скорую помощь». Прибывшая бригада из двух измученных тётенек постаралась всех успокоить. Мол, неприятно, но не смертельно; вот если бы сколопендра укусила в мае, и не в руку, а, скажем, в шею, то тогда да, возможен летальный исход. А в июле укушенные запросто выживают. Пострадавшей на всякий случай сделали укол, и все успокоились, сложили вещи и вечерним рейсом отбыли к месту постоянной дислокации в Коктебель.
Через три года мы с дедушкой всё же побывали в домике Грина, где нас радушно принимала вдова писателя. Как и вдова Максимилиана Волошина (они даже внешне были чем-то похожи), она была медсестрой, ухаживала за тяжёлобольным писателем, а после его смерти берегла наследие и рассказывала посетителям о муже, о выдуманном им городе Зурбагане, о бегущей по волнам, о романтической истории дочери рыбака Ассоль и её алых парусах счастья.
Эти самые паруса однажды появились и в Коктебельском заливе. Дело было в сентябре, в разгар бархатного сезона, когда вечно кричащие и не там снующие дети вместе с их озабоченными родителями разъехались по своим городам и весям, а у лазурной колыбели задержались люди творческие, не обременённые малыми ребятами и семейными заботами. Так вот, эти самые люди на осиротевшем пляже под неестественно голубым небом лениво наслаждались ласковым солнышком, лёгким морским бризом, одновременно раздумывая, купаться или не купаться, как вдруг их внимание привлекла точка на горизонте, которая быстро увеличивалась. На глазах у поражённых зрителей точка стала приобретать очертания корабля, а по мере приближения трансформироваться в стремительное белоснежное чудо с алыми парусами. Все так и ахнули! Кто-то помчался за фотоаппаратом, кто-то – будить отходивших от вечерних возлияний друзей. Эмоции переполняли людей. Волею судьбы и студии «Мосфильм» они стали невольными участниками съёмок сказочных приключений капитана Грея и Ассоль. На их глазах, двадцать раз вбегая в море, восходила новая яркая и самая изысканная звезда советского кинематографа – Анастасия Вертинская. Шестнадцатилетняя девушка стала редчайшим стопроцентным попаданием в образ романтической юной героини. Справедливости ради надо заметить, что у создателей далеко не самой лучшей литературной экранизации были ещё две несомненные удачи – натурные съёмки в Коктебеле и учебное парусное судно, одетое в фантастический алый цвет.