Море в расселины скал понаставляло зеркал:
Овальных, шарообразных, вспыхивающих, алмазных[?]
И наводит, наводит свои зеркала
На дорогу, что к берегу долго вела,
И на крабов своих несуразных.
Заметно, что архитектоника стихотворного стиля претерпела изменения. Эти перемены не вызваны попыткой уловить сиюминутные социальные тенденции. Они плод глубокой внутренней сосредоточенности, непрекращающихся актов самосовершенствования в поисках лучших слов, неуёмному внутреннему поиску. Наблюдается здесь и тяга к экзотике, но не поверхностно броской, а в рамках канонической почти новизны. Любопытно, что эти строки написаны в 70-е, в период так называемого застоя, который теперь в креативной среде принято считать этапом, когда в словесности внимания заслуживали только диссидентские опусы. Ан нет! Были, оказывается, и среди не диссидентов талантливые люди, занятые не разгадыванием ребуса властных прихотей, а служением русскому слову, скрепляющему, целительному, и в широком смысле государственному. Новелла Матвеева – яркий тому пример.
А вот какие строки подарила нам Новелла Матвеева в декабре 1992 года, когда Советский Союз совсем недавно прекратил своё существование:
Набрела на правильную строчку
(Как бывало иногда),
Но дала ей – в записи – отсрочку
И – опять забыла! Не беда:
Может статься, в странах неоткрытых
Всё равно найдётся место ей
Где-то там – среди людей забытых,
Дел забытых и забытых дней.
Сколько в них классицистского спокойствия. Когда за спиной у тебя сотни правдивых строк, волноваться не о чём, даже когда вокруг всё взрывается и рушится. Потому что после любого катаклизма строителями мироздания выступают творцы.
То, что Новелла Матвеева выросла в литературной семье, не создало ей преимущественного положения. Наоборот! Близкие всегда предъявляли к ней требования самые высокие, и потому она с самых первых шагов в литературе выжигала в себе малейшие ростки дилетантства и вторичности, понимая, что эти два явления, к которым подчас публика относится снисходительно, способны погубить любой талант. Её высочайшее энциклопедическое образование помогало ей легко вплетать в свою стихотворную ткань образы и имена выдающихся деятелей искусства, культовых поэтов разных стран и эпох, а иногда просто размышлять о них с такой убедительностью, что возникал эффект личного знакомства с великими тенями. Показательны в этом смысле стихотворения «Мой Бодлер», «Эдгар По»… Её литературные эксперименты создают неповторимую атмосферу мест, которые она описывает. И хочется скорее вернуться в них, даже если сам наяву никогда там не был.
Особо надо отметить её переводческую деятельность. Перевод для неё не профессия, не ремесло, а попытка проникнуть в другой образный мир, что называется, без зазоров, перевоплотиться в того, кого переводишь, и испытать огромную радость от того, что все поэты – это часть одной матрицы, мучительно разделённые на персоналии, чтобы когда-нибудь снова слиться воедино. В последние годы очень значима её работа по переводу сонетов Шекспира.
Творчество Новеллы Матвеевой – это лучшее средство от уныния. Читая Матвееву, понимаешь, что уныние – смертный грех, и если в мире есть поэзия такой красоты, то грустить точно не стоит.
Новые стихи Новеллы Матвеевой читайте здесь >>
Теги: Новелла Матвеева
Мемуары гения
Рихард Вагнер. Моя жизнь. В 2-х томах / Перевод с немецкого Г.А. Ефрона, В.М. Невежиной, А.Я. Островской; Том 1 - 464 с., том 2 – 576 с. – М.: Вече, 2014. – (Мемуары ACADEMIA). – 1000 экз.
"Я родился 22 мая 1813 года в Лейпциге, на Брюле, во втором этаже дома, носившего название «Красный и Белый Лев". Через два дня меня крестили в церкви Святого Фомы и нарекли Вильгельмом Рихардом». Так начинаются записанные под диктовку мемуары великого немецкого композитора Рихарда Вагнера, 200-летний юбилей которого широко отмечался в прошлом году во всём мире. А у нас в «ЛГ» под рубрикой «Мой Вагнер» высказались наиболее яркие представители отечественного музыкального искусства.