Тесть сидел за столом и чистил рыбу. На подоконниках дозревала антоновка, и этот яблочно-рыбный дух свёл скулы и наполнил рот голодной слюной.
- Здравствуй, дядь Коль, – сказал Глеб.
Тесть не обернулся, только стряхнул налипшую к ножу чешую.
– Я заночую?
– Ночуй.
Тесть положил нож на край стола. Обернулся.
Мужчины очень внимательно глядели друг на друга, выедая утаённое, не произнесённое вслух. Дёрнула хвостом изодранная рыба, и от этого судорожного движения качнулся мир.
– Чего встал?.. Проходи.
Глеб тяжело, устало разделся, долго путался в намокших шнурках, наконец выпрямился, но не во весь рост, с грузом на покатых плечах. Огляделся. Попробовал узнать дом.
Привычные вещи не опознавали Глеба. Кровать, тумбочка, шкаф, гипсовый бюст Ленина на комоде – всё настороженное, забывшее прикосновение его рук. Пропала фотография, где он с женой и сыном на фоне теплицы, – пустое место на стене. Только защитившийся от пыли квадрат (тридцать на сорок) мозолил глаза.
– Вещи твои на веранде. Нинка сложила перед отъездом.
– Где она?
– В городе.
– Я знаю, где именно?
Старик замялся, но выдавил нехотя:
– У Сажина.
– Ясно. Давно?
– Месяца полтора.
В сенях не хватало коляски, но подумал об этом Глеб отстранённо. Просто мысль. Промелькнула и не оставила следа.
Их комната утратила запах. А чем она пахла раньше? Глеб попытался вспомнить и уже не мог, как будто прошло десять лет. Детские салфетки, подушки из верблюжьей шерсти, волосы Нины, плюшевый медведь, книги на полках – все вместе это пахло уютом. И, конечно, карамельный запах сына[?] Где всё это?
Мужчина сел на кровать.
Вошёл тесть. Положил на стул постельное бельё.
– Баню затопить?
– Да.
В комнату забежал Марсик – белый облезлый кот с разодранной бровью, – прыгнул на кровать и положил голову Глебу на колени. Мол, я тебя признал, держись.
Горький комок подкатил к горлу. Чтобы его задавить, Глеб начал с силой гладить кота, отдавая животному своё электричество. Кот понимал, терпел и не вырывался. Только урчал горлом и хлёстко бил хвостом по кровати.
Наконец отпустило. Выдохнул, сбросил кота. Подошёл к окну, взял яблоко с подоконника, взвесил его мягким движением, подкинул, положил на место. За окном, на краю деревни, вмёрзла в пейзаж вековая берёза. На самой вершине аисты свили гнездо. Глеб смотрел на это гнездо. Аистов не было. А он смотрел и ждал, когда же они прилетят.
Вернулся тесть с улицы, прошаркал на кухню. Через пару минут зашипела сковородка.
Глеб достал из рюкзака застиранный маскхалат, переоделся.
– Иди ужинать, – позвал тесть.
На сковородке дымился жареный лещ. На столе – чёрный хлеб, нарезанный мужскими кусками, солёные огурцы, сало. Бутылка водки. Две пузатые стопки. Тесть с сомнением поглядел на Глеба.
– Чего вырядился?
– Тебя не спросил.
– Ты не хами. С тобой по-русски разговаривают.
– А я что, по-китайски?
– Водку будешь?
Глеб жадно сглотнул.
– Буду.
– Тогда разливай.
Глеб сел на скрипучий стул, свинтил пробку одним резким движением, наполнил стопки до краёв.
– С возвращением, – произнёс тесть. – За то, что живой.
Чокнулись и выпили.
Водка провалилась в пустой желудок и обожгла. Глеб сморщился.
– Закусывай.
Мужчины набросились на еду. Тесть ел со значением, внушительно пережёвывал, аккуратно откладывал мелкие кости на край тарелки. Глеб жевал жадно и суетливо, наполняя желудок горячей рыбой, огурцами, салом – всем подряд.
Налили ещё по одной, выпили.
– Что делать будешь?
– Не знаю. Работу найду.
– У тебя взгляд пустой, тебе в себя прийти надо.
– Приду.
– Конечно, придёшь, куда ты денешься. Жену потерял, сына потерял…
– Заткнись, дядь Коль.
– А то что?
– Кадык, вырву, – произнёс с расстановкой, без злобы, и от этого спокойствия стало страшно.
– Ты в зверя превратился.
Глеб ничего не ответил. Налил ещё по одной.
– За всех... – И, не дожидаясь тестя, лихо опрокинул стопку.
– Не нажрись смотри. С пьяным не буду возиться.
Глеб снова промолчал. Только глаза осветились твёрдым, на крови закалённым светом.
Баня пахнула жаром ста тысяч солнц, но этот жар не тревожил, а успокаивал. Только медный крестик мгновенно накалился и Глеб, матерясь, торопливо сорвал цепочку. Сел на полок, спрятал лицо в ладони, размазывая выступившие капли пота. Покраснел шрам на правом предплечье. Пуля прошла навылет, рана стянулась быстро, но сейчас в бане плечо заныло тягучей болью, как будто в него гвоздь вогнали.