Зрелищ многочисленному семейству хватало – телевизор, игра в лото и подкидного дурака, хуже было с хлебом. Собственно, он и составлял основу семейного рациона. Старших девочек часто посылали в магазин за продуктами, я ходила с ними за компанию, а заодно покупала необходимое Анне Васильевне. Проходными дворами мы с Озерковской набережной попадали на Татарскую улицу, в конце которой была булочная, в начале, ближе к Садовому кольцу, овощной магазин, а аккурат посередине, в новом жилом доме, поселился гастроном.
Сначала мы покупали хлеб, потому что от него можно было отщипывать по кусочку и тем самым поддерживать убывающие силы на протяжении всего похода. Девочки брали огромную буханку серого хлеба за 28 копеек и два кирпича чёрного ржаного по 12 копеек, а я – нарезной батон за 13 и половинку обдирного за 16. Далее наш путь лежал мимо Дома пионеров в гастроном. Сколько же там было соблазнов! Главный из них – молочный коктейль с клубничным сиропом. Мы мужественно избегали даже смотреть на прилавок «соки–воды–мороженое», следуя в бакалею за крупами, солью или сахаром.
Наискосок от гастронома долгое время жил ларёк с субпродуктами, в нём соседи закупались говяжьими костями под названием «суповой набор». Кости эти, явно много пережившие, потом долго кипели, изображая бульон с весьма специфическим запахом, к которому прибавлялся не менее сильный капустный дух. К щам они варили гречневую кашу. Но блюдом номер один являлась варёная картошка, мешок с которой хранился под железной супружеской кроватью. Приходя из школы, девочки пили жиденький чаёк с толстыми ломтями серого хлеба, иногда намазанного маргарином. Самым большим деликатесом в семье была дешёвая ливерная колбаса. Её я тоже любила, особенно яичную. Заменяя паштет, она чудесно намазывалась на любой хлеб, как чёрный, так и белый.
Долгое время слово «субпродукты» оставалось для меня загадкой, а потом оно и вовсе исчезло из жизни магазинов вместе с коровьим выменем, сердцем, почками, рубцом и мозгами, осталась одна печёнка. Анна Васильевна прекрасно готовила всё на свете, вымя и мозги не были исключением. Вымя сначала вымачивалось, потом долго варилось. Внешне оно походило на кусок пемзы – такое же пористо-дырчато-ноздрястое, только не грязного серого цвета, а коричневато-желтовато-розоватого – и с горчичкой замечательно съедобное. С мозгами приходилось повозиться. После 40 минут холодной ванны они очищались от плёнки и опять погружались в холодную воду кастрюли с добавлением уксуса, соли, лаврушки, перечных горошков и на медленном огне побулькивали около получаса. Далее обсушенные мозги резались по настроению хозяйки, солились, перчились, обваливались в муке или кляре и со всех сторон обжаривались в масле на горячей сковороде. После чего, исполненные нежности и политые лимонным соком, отправлялись в рот с аппетитом и зелёным горошком.
Иногда после помывки и ужина мы с Анной Васильевной сражались в морской бой, шашки или разыгрывали несколько партий в подкидного дурака. Проигрывать я не любила, обижалась, плакала и замыкалась в кресле у окна с иллюстрированными сказками Андерсена. И тогда случалось волшебство. Вдруг раздавались постукивания. Анна Васильевна обращалась к комнатному пространству: «Интересно, кто там стучится? Надо бы посмотреть». Любопытство брало верх над обидой, я шла к двери, осторожно её приоткрывала, остерегаясь темноты коридора.
– Там никого нет.
– Посмотри внимательней!
– Я ничего не вижу.
– Проверь сундук.
Я настежь распахивала дверь, и тогда на старом сундуке обнаруживалась дедушкина фетровая шляпа, а под ней сидел маленький смешной чёртик с рожками в цыганской красной свитке и держал в лапках что-нибудь вкусненькое – яблочко, мандарин, конфетку… Настроение немедленно исправлялось, мир восстанавливался, сюрприз исчезал в животе, а вот куда девался чёртик, до сих пор не знаю.
Наконец мы укладывались спать. Я всегда просила рассказать мне какую-нибудь историю или сказку. Часто Анна Васильевна вспоминала детство. Она родилась в Сибири на дальнем хуторе под городом Троицком. Из 16 детей пятеро умерло в раннем возрасте. Аннушка была самой младшей. Жили бедно, но не голодали. Малышня спала на печке. Ночью по нужде выскакивали босиком во двор. Зимой снег обжигал ноги. Может быть, поэтому у Анны Васильевны всю жизнь болели суставы, мучил артрит.