Портретов Ленина не видно:
Похожих не было и нет.
Века уж дорисуют, видно,
Недорисованный портрет.
Эти строки воспринимались так: глубокая мысль в форме парадокса. Ведь изображения Ленина красовались повсюду, только ни одно из них не могло исчерпать образ революционера. Сказано крепко, но можно и поспорить. Образ Ленина, пожалуй, поважнее любого реального деятеля, каким бы гением он ни был. Первый предсовнаркома Владимир Ульянов-Ленин умер в 1924 году и не участвовал в Великой Отечественной. А образ… 7 ноября 1941-го с трибуны Мавзолея было сказано: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина». И красноармейцы с парада пошли в бой. Война дорисовала портрет. Дорисовал его и архитектор Леонид Павлов – создатель ленинского музея в Горках. Он называл его своим Парфеноном. Неподалёку от усадьбы, в которой умер Ленин.
Как и у греков, постройка выполняла роль святилища. Одиннадцать кубов и один цилиндр. Белый мрамор и красный туф – торжественные, трагические аккорды. Если архитектура – музыка, застывшая в камне, то у Павлова получился реквием. Проект создавался в середине семидесятых, а строительство завершилось в 1987-м. Оказалось, что это реквием по лениниане. Но, быть может, не окончательный.
Теги: литература , история
Бессмертный лейтенант
Фото: Александр КАРЗАНОВ
В давние времена, году в 70-м ХХ века, мы с моим краснопресненским приятелем и поэтом, одним из тогдашних "смогистов", Володей Шлёнским в течение какого-то времени бывали в гостях в семье Александра Марковича Николаева. Нас встречали радушный хозяин, его гостеприимная жена Женя и дочка, школьница, - Олеся. Помню ещё её брата – высокого стройного мальчика, но с ним мы почему-то не общались, возможно, он ещё не ощущал себя взрослым человеком.
Конечно, нас с этим милым семейством объединяли литературные интересы и обоюдная симпатия.
Володя Шлёнский был человеком душевным, он легко находил общий язык практически с любым собеседником. Да и я не был «тяжёловесом». А хозяева квартиры на Кутузовском проспекте, как раз напротив гостиницы «Украина», были рады гостям.
Александр Маркович – поэт военного поколения, он воевал, был тяжело ранен, потерял правую руку, правый рукав его пиджака был подогнут и легко покачивался на плече. Однако Александр Маркович как-то очень ловко управлялся левой рукой.
Помню, он готовил для всех нас бутерброды особым образом. Он запекал в духовке тосты, на которых пластинка ветчины была покрыта сыром, и всё это запекалось до исключительно аппетитного состояния. Хлеб поджаривался, оплавленный сыр прижимался к подогретому бутерброду. Одним словом, вкусно!
Ещё Александр Маркович гордился своими водочными настойками. Он настаивал водку на перепонках молодых грецких орехов. Получалось изумительное питьё почти неразличимого зеленоватого оттенка и без обычного водочного послевкусия.
На этих встречах мы читали стихи. Читала свои совсем юные стихи Олеся. Она в те годы была очень милая девушка, с такими трогательно пухлыми щеками, как и у её мамы Жени, обаятельная и очень интеллигентная. Впрочем, это и была такая великолепная элитная советская семья.
В квартире Николаевых помимо хозяев жили две огромные, но абсолютно беззлобные собаки. Одна была покрыта мохнатой шерстью песочно-серого цвета. Честно говоря, сегодня я не помню, какой породы – не то хорошо выученная московская сторожевая, но, может быть, и похожий на неё сенбернар, как назывались добрые существа, выращенные для спасения людей в снежных лавинах. А вторая собака – совершенно белая – была редкой в наших краях польской породы для горных Татр, называлась она «овчажек подхаляньский» или подгальская овчарка.
Сам Александр Николаев был неутомимым творцом. Он писал лирику, сатирические стихи, и у него даже вышло несколько книг в библиотечке «Крокодила». Ещё он был автором нескольких книг прозы. Я запомнил его как лёгкого, весёлого и остроумного человека.
В середине 70-х (надеюсь, что не ошибаюсь) у него вышла замечательная книга стихов «Бессмертный лейтенант». Он и сам был именно таким Бессмертным лейтенантом своего времени.
В давние военные годы Александр Николаев стал Героем Польши. Там его издавали, а наши литературные начальники даже позволили купить у одного из сотрудников польского торгового представительства довольно-таки старый «мерседес» светлого оттенка. Тогда это была абсолютная редкость. В Москве таких раритетных машин было всего несколько десятков экземпляров. В том числе у Владимира Высоцкого и Сергея Михалкова. Чтобы купить такую машину, было необходимо разрешение «инстанций», которое для него получил Союз писателей.