Никакой красной машины нет. Зато есть соседка. Кричит снизу:
– Чего стоишь? Уже всё потушили!
– Что случилось?
– В коляску бычок кинули, хулиганьё проклятое! Домой иди, простудишься!
Вечером рассказываю маме про наши дневные приключения. Узнав, что я собиралась швырять ребёнка на соседний балкон, она всплёскивает руками:
– Ты социально опасный элемент! Как ты до этого додумалась?
– Я не додумалась. Вообще думать не могла. И ноги стали ватные[?]
– Как можно быть такой размазнёй? Что значит «ватные ноги»? – сердится мама.
А я сижу в кухне на табуретке, запрокинув голову назад. Неудобно, но терплю. Мама заплетает косу. Надо быть красивой, потому что скоро придёт папа и возьмёт меня оцеплять Хрущёва. Папины матросы уже стоят в строю, чтобы Хрущёв не убежал. Потому что все хотят на него посмотреть.
– На палубе матгосы
Кугили папигосы,
А бедный Чагли Чаплин
Окугки подбигал…
– Не качайся на табуретке. Упадёшь, – мама дёргает волосы расчёской.
– А Хгущёв великан? Такой с усами и богодой? Как Кагабас-Багабас?
– Что за глупости? Маленький, толстый, лысый. Да не вертись же! – спохватывается мама.
Она так всегда делает, если скажет что-нибудь не детское. Сразу про другое начинает. Я не верчусь. Я пою:
– Я усики не бгею,
Большой живот имею,
Хожу по гестоганам
И лажу по кагманам…
Мама поворачивается к столу, чтобы взять ленту, и я лечу с табуретки. Прямо подбородком на железный штырь. Он торчит из дверцы подпола. Мои руки и нарядное вышитое платье становятся красными. Мама медленно садится рядом на пол и смотрит. Её огромные карие глаза становятся ещё больше, а лицо белое, как извёстка.
Папа кричит с порога:
– Давай бинт! Где у нас зелёнка? Чего расселась?
– Не могу… Ноги ватные… – еле слышно шелестит мама.
Папа хватает полотенце, прижимает к моему подбородку. Накидывает на меня одеяло, потому что осень, а одеваться некогда. Берёт на руки и несёт в больницу. «Скорая» всё равно не приедет. Автомат на углу трубку потерял, и улицы перекрыты. Папа быстро бегает. Золотые листья шуршат и испуганно разлетаются. Клёны расступаются, отводят в стороны ветки. Далеко внизу ползёт по дороге чёрный блестящий жук без спины, в нём катается лысый человечек. Вдоль обочин колышутся толпы, выплёскиваются на крыши и деревья. Им плохо видно. А нам видно хорошо. Только мы обгоняем. Папа бежит быстрее, чем жук. Его парадный белый китель покрывается красными пятнами.
Мне ни капельки не страшно. У меня ещё всё впереди. За тысячи километров, в украинском селе, лежит в люльке под калиной мой шестимесячный муж, смотрит на красные ягоды и смеётся.
Паруса, моря и рестораны
Ужин задерживали. Официанты выносили столы на газон. Скатерти трепетали под порывами морского ветра, хотели превратиться в белые паруса. Метрдотель прихлопывал их светильниками, но они по-прежнему норовили взлететь и окончательно смирялись, придавленные посудой. Постояльцы, оттеснённые от кормушки шведского стола, возмущались. Но хозяин отеля решил устроить фольклорный вечер на свежем воздухе и устроил. Артисты в национальных костюмах запели о крестьянине и ослике. Наверное. Мы по-гречески не понимаем. Но всё равно казалось, ослик цок-цок копытцами по каменистой тропке, солнце прячется за дымчатые горы, крестьянин торопится к молодой жене и нехитрому ужину: брынзе, зелени, красному вину… Кажется, мы проголодались.
Солнце, как в песне, скатилось за горную гряду, невидимое море устало вздыхало, цикады завели монотонное стрекотание. Вознаграждением за терпение стали креветки. Чахлые, средиземноморские, жалкое подобие наших, выловленных в Буссе, но всё равно креветки. Мы с мужем набрали, сколько на тарелки поместилось. Соскучились.
За соседним столиком сидели чопорные иностранцы. Прислушались: немцы. Фрау деликатно препарировала ножом и вилкой крошечный деликатес. Долго с ним сражалась, но не победила. Посмотрела в нашу сторону и изумилась. Ещё бы! Над тарелками возвышались лёгкие груды пустых коралловых панцирей. В её взгляде сквозил немой вопрос: «Но как! ?» Я пожала плечами. Как-как? Просто. Безо всяких ножичков-вилочек. К чему ненужные церемонии? Я в ресторанах, как дома. Давно начала. Ещё во Владивостоке.