Народ понимающе засмеялся, вспомнив анекдот про Чапаева, пившего в мировом масштабе. Пуртов от восторга дёрнул головой, как взнузданный, а ветеран, наоборот, окончательно нахмурился, обидевшись за легендарного героя Гражданской войны.
– Дорогая там выпивка? – робко поинтересовались из зала.
– Как вам сказать? Всё относительно. Сколько бутылок водки можно купить у нас на месячную зарплату?
– Теперь только по талонам. В месяц два пузыря на одно горло.
– А если теоретически?
– Теоретически – двадцать!
– Какие там двадцать? Пятнадцать от силы…
– А вот рядовой француз может купить на зарплату двести бутылок, – торжественно объявил Смелков голосом диктора Левитана, оповещающего об очередной победе Красной армии.
– Не может быть! – ухнул кто-то.
– Может.
– Вы, Геннадий Павлович, лучше скажите, сколько они там за жильё платят! – сдерживая возмущение, посоветовала Болотина.
– За хорошую квартиру можно и заплатить. Но не за коммунальный курятник. Поднимите руки, кто живёт на отдельной площади!
– А с подселенцем считается? – спросил тоскливый мужской голос.
– Если подселенец – красивая женщина, тогда считается! – мгновенно среагировал Смелков и метнул в Зою гусарский взгляд.
Слушатели одобрительно зашумели и подняли руки – едва ли треть зала.
– Негусто. Вижу, квартирный вопрос портит жизнь не только москвичам, но и тихославльцам.
– Ага, одним – осетринка, другим – от ерша спинка! – донеслось с подоконника.
Елизавета Вторая, уловив намёк на свою новую квартиру, окаменела лицом и посмотрела на люстру.
– Кстати, о лучшей половине человечества, – улыбнулся Смелков. – Модный дамский наряд там, у них, стоит столько же, сколько бутылка хорошего шампанского! – Сказав это, он подумал, что платье, купленное в «Тати» для Марины, очень пошло бы Зое.
– Ах ты, господи! – простонала женщина, одетая в сарафан, похожий на рабочий халатик. – Живут же люди!
– А как там у них насчёт безработных? – сухо спросила Болотина.
– Не знаю, не видел. Но, по-моему, лучше искать работу, чем ходить на службу и бездельничать – разгадывать кроссворды и вязать носки! – весело парировал журналист.
– Геннадий Павлович, надеюсь, наш разговор не сведётся к тряпкам, выпивке и закуске? – холодно поинтересовалась директриса.
– Ни в коем разе, Елизавета Михайловна! Это так, для иллюстрации. Понимаете, товарищи, бродил я вдоль бесконечных полок парижского универсама и размышлял мучительно: почему, ну почему? Ведь французы такие же люди, как и мы: две руки, две ноги, голова. И голова-то не какая-нибудь особенная. Обычная голова. Наши головы поумней, пообразованней будут. Так почему же, почему мы запускаем луноходы, а выпустить хороший холодильник или телевизор не умеем? Почему наши танки могут под водой ездить, а трубы и краны в квартирах текут? Сколько можно быть Верхней Вольтой с атомным оружием?! Я спросил одного француза: когда у них начинают продавать клубнику? И знаете, что он ответил?
– Что-о?
– В семь утра!
– У-у-у… – простонал зал.
– Значит, так и будем страной вечнозелёных помидоров!? Почему?
– Потому что у них рынок! – звучно объяснил Вехов.
– Правильно! И не просто рынок, а умный рынок, он сам всё регулирует. Госплан – каменный век. Знаете, сколько бумаги изводит наша бюрократия?
– Сколько?
– Сто миллиардов листов документов в год! Получается, по одному листу на душу населения е-же-днев-но!
– Сколько ж на эту макулатуру книг хороших можно купить! – мечтательно воскликнула очкастая девица с безнадёжно начитанным лицом.
– Да, друзья, за нас с вами всё заранее решено, подсчитано: сколько мы можем купить штанов, сколько книг прочесть, сколько мяса, хлеба, рыбы съесть…
– И сколько раз на х…й сесть! – гоготнул на подоконнике пьяный.
Болотина с наслаждением кивнула дружинникам – те, подскочив, схватили безобразника под мышки, сорвали с подоконника и понесли, а он, по-детски болтая в воздухе кедами, весело бормотал:
– Никакой свободы слова! Ну просто никакой!
– Может, всё-таки не надо, Елизавета Михайловна? – вступился Смелков. – Это же фольклор, а из фольклора слова не выкинешь.
– Не фольклор, а хулиганство! – Она посмотрела на московского гостя так, точно сожалела, что из помещения вынесли нетрезвого балагура, а не золотое перо газеты «Мир и мы».
– А что же нам делать? – спросил из зала страдающий голос.
– Довести начатое до конца, – строго ответил Гена.– Да, экономика у нас плановая, мы во всём зависим от государства. Нам нужно раскрепостить человека. Государство не должно кормить нас рыбой, оно, образно говоря, обязано дать нам удочку, а рыбу на обед мы поймаем сами. Так победим!