Смотреть новости и читать газеты стало решительно невозможно. Всё переворачивается с ног на голову. Правда, неувязочки и явные несуразицы лезут из буквально всех щелей. К примеру, из заметки в некогда любимой газете узнаём, что 1 октября в Донецке школу обстреляли местные ополченцы-террористы (кто б сомневался!). При этом официальный Киев, оказывается, – внимание! – «сделает всё от него зависящее, чтобы виновные были привлечены к ответственности». То есть издание фактически признаёт (намеренно или по оплошности), что «террористы» таки подконтрольны Киеву, раз их можно «выявить и привлечь к ответственности». Как тут не вспомнить оруэлловское: «Правда – это ложь!»
Самое печальное то, что народ от всего этого постепенно сходит с ума, уверенно скатывается до крайнего национализма, переходящего в откровенный нацизм. И теперь это, к прискорбию, касается уже не только «племени младого, незнакомого», над промывкой мозгов которого системно и основательно работали на протяжении двадцати предыдущих лет, но и вполне уже зрелого, и даже старшего поколения, которое, казалось бы, должно ещё что-то помнить из «доброго, мудрого, вечного», а потому – анализировать и делать выводы. Но куда там! Вот уж воистину торжествует на сегодняшней Украине оруэлловский жуткий постулат: «Любовь – это ненависть!»
На днях вот в нашу газету пришёл из СБУ запрос на все псевдонимы, которыми пользуются штатные и даже «пришлые» журналисты. Комментарии, как говорится, излишни. Да здравствуют демократия и… СВОБОДА, которая, как вы уже, наверное, догадались, – это РАБСТВО. В общем, все признаки оруэлловской утопии «1984» налицо.
Днiпро, прощай!
Я хотел бы прожить в этом городе всю жизнь. Я приехал сюда в неполных семнадцать лет на излёте весны, когда весь он, со своими живописными садами на древних холмах, с бесчисленными белокаменными монастырями, с золотыми маковками церквей предстал передо мной, как невеста в своём невесомом подвенечном одеянии. Едва ступив на территорию Киево-Печерской лавры (тогда ещё – историко-культурного заповедника), я тотчас почувствовал необычайный прилив сил, душа наполнилась несказанной радостью и… покоем. Там, в Лавре, охватив восторженным мальчишеским взором великолепный вид, открывающийся с площадки за Трапезной церковью, я всем своим сердцем, всем существом своим почувствовал, что не обманули меня все прочитанные до этого книги, былины и сказания – это и есть то святое место, откуда «есть пошла Русская земля».
Да, я хотел бы жить здесь до конца своих дней… Но однажды я проснулся и не узнал своего любимого города: где же то добро, те благость и свет, которые так ласкали мою душу? Где те добрые, милые люди, которых я так любил? Город вздыбился, ощетинился, показал свой звериный оскал. А как всё тихо-мирно, и даже невинно, на первый взгляд начиналось: совсем ещё юные мальчики и девочки с национальными флагами и плакатами «Украина – це Европа!». Какой восторг – они же дети!.. Но за их спинами уже буравили землю ошалевшие от предчувствия большой крови чёрные псы, записавшиеся в ряды борцов за украинские «гiднiсть» (достоинство) и «незалежнiсть». И вот их час настал. На майдане запылали покрышки, зазвенели устрашающей дробью пустые бочки, исказились ненавистью и злобой лица: «Москаляку на гиляку!», «Слава нации – смерть врагам!» А на смену «жовто-блакитним» национальным полотнищам пришли, заполонив всё вокруг, чёрно-красные флаги УПА.
Однажды, проталкиваясь через эту обезумевшую толпу, я вдруг почувствовал всем своим существом: «А ведь это начинается война! И война против моей большой Родины – России!» А через месяц, на Крещение, уже весь центр Киева был охвачен огнём и затянут чёрными клубами дыма. «Беркут», стоящий стеной на «пограничных» рубежах и мужественно сдерживающий натиск разъярённой толпы, вовсю забрасывали булыжниками и коктейлями Молотова, жгли и били дубинками и ломами… На майдане запахло кровью. А этот запах, как известно, доводит хищника до исступления. На горизонте замаячил призрак «Небесной сотни». А на четвёртый день всё стихло. И моему взору открылся чудовищный вид истерзанного и поруганного моего города, сплошь – в чёрных ранах и язвах. И над всем этим по-прежнему вился серый едкий дым. Как на пепелище…
Благословенные, «легендарные», по Булгакову, времена закончились. И началась история. Вернее, повторилась.