– Мне как читателю нравится современный вид «КП», дерзкий подчас дизайн. Но я помню время, когда «Комсомолка» была большая. И переход на нынешний формат не для одного меня стал некоторым шоком...
– Это случилось в начале января 2006 года. Переход на новый формат, конечно, обсуждался в узком кругу, мнения разделились практически поровну. Но я к этому решению шёл спокойно, без лишних переживаний, потому что преследовал ровно одну цель – чтобы газету удобнее было читать в суете. Большой формат, согласитесь, мало подходит для метро, других видов транспорта. Зная тенденции в западных газетах, перевод «КП» на нынешний привычный формат всё же осуществили. Причём сделали мы это с некоторым коварством и вероломством – подписная кампания уже закончилась. Пугаться было поздно. Я себя успокаивал – больно не будет, хуже не будет, а читатели получат удовольствие.
– Но большой формат помнится. Увидел в ваших коридорах под стёклами первые полосы той «Комсомолки», из времени, когда деревья и всё остальное было большим... «Алый парус», придуманный более полувека назад Симоном Соловейчиком и Иваном Зюзюкиным, читали не только подростки.
– Намёк понимаю, но если вдруг «АП» возродится, читать его будут в лучшем случае бабушки и дедушки. Тот действительно знаменитый «Парус» выходил, когда подростка ещё можно было увидеть с газетой в руках. Теперь же только с гаджетами.
– Сколько человек работает в нынешней «Комсомолке»?
– Вместе с регионами, а у нас более 70 представительств нашего издательского дома, от Алма-Аты до Ярославля, то в коллективе почти две тысячи человек. Конечно, это не только журналисты, половина – технические сотрудники, люди, обеспечивающие сайт, рекламу, подписку. В среднем в большом городе работает до 40 сотрудников. В Москве, конечно, больше – 500 человек. Но мы же мультимедийная компания, издаём ещё «Экспресс-газету», «Телепрограмму»...
– Как управляете огромным коллективом?
– Есть большое количество управленцев, которые отвечают за свой сектор, к тому же им делегировано немало полномочий. И поэтому сумасшествия нет.
– Вы не очень, на мой взгляд, публичный человек. Но вам пришлось им стать. Прочитал интервью с Юлией Таратутой, поразился вашей выдержанности.
– Получил удовольствие от общения на канале «Дождь» с красивой девушкой.
– А правда, что вы ушли с записи «Школы злословия» после первого вопроса, сняли с себя микрофонную петличку и покинули студию?
– Об этом тоже в интернете написано? Было чуть посложнее. Я был на «Школе злословия», ведущие меня просто расстреливали...
– ...что Смирнова с Толстой делали далеко не с каждым.
– Конечно. То ли перед моей записью, то ли сразу после неё они сидели с Цискаридзе, и это был восторженный разговор. Это был такой диссонанс с разговором со мной! Никаких претензий к Цискаридзе у меня, конечно, нет. Я всё добросовестно выдержал, но было столько клеветы, не на меня – на газету, столько гадостей! Теперь-то, после случая с Ульяной Скойбедой, я к этому привык, но тогда это было неожиданно! А меня в передачу позвал папа этой Смирновой, сказав, что «КП» – его любимая газета. Когда мне прислали смонтированный выпуск – сильно изумился. Ещё неизвестно, как смонтировали бы и наш разговор с Таратутой – но он прошёл в прямом эфире! Я посмотрел кассету, всё оказалось перевёрнутым с ног на голову, убрали мои контратаки, апелляции к залу, который меня бурно поддерживал. Канал решил выпуск со мной не показывать – на перемонтаж, близкий к реальному разговору, они не пошли. Но в общественном сознании это соединилось с совсем другой историей, когда гость действительно ушёл с программы, даже не дойдя до середины скорбного пути. Это был Леонид Парфёнов.
– Но для меня это было первое столкновение с тем, как на телевидении можно всё перемонтировать – а это нечестная игра. Поэтому люблю ходить на прямые эфиры, где всегда можно ответить, успеть отбиться. Так что с Таратутой поговорил с удовольствием.
– А история со Скойбедой окончательно закончилась?
– Там уже много мифологии. Как само собой разумеющееся, сознательно утверждается, что заметка, наделавшая столько шуму, была напечатана в газете. А не на сайте, который, конечно, гораздо труднее контролировать – идёт поток материалов. Заметку быстро убрали, извинились, но – слово не воробей. И всё понеслось. В те дни я действительно не вылезал из телевизора, к счастью, везде был прямой эфир. Надеемся, мы достойно вышли из этой ситуации. Эмоциональной фразе нашей журналистки столько всего приписали и поднакрутили, и злорадничали – «Комсомолка» подставилась. Столько всего наговорили – на «Эхе Москвы» и в других местах, столько напридумывали-насочиняли! Повторяю, из-за одной непродуманной фразы, которую кто-то счёл антисемитской, организовывались целые демарши – не будем печататься в «КП», не будем давать интервью. 90 лет газете, а всё пытались перечеркнуть. Это было. Но проехали.