Поэтому когда мы говорим о меньшинствах, надо в первую очередь задавать вопросы не о количестве таких людей, а о том, каково их место в ценностно-нормативном континууме общества, как они влияют на реальное общественное поведение, на воспитание молодёжи, формирование личности и т.д.
Возьмём, к примеру, проблему гомосексуализма и однополых браков. Считается, что от поколения к поколению гомосексуалисты составляют приблизительно 2% от популяции. Петербургские социологи приводят данные об отношении российских граждан к однополым бракам. Приблизительно 73% их отвергают, и лишь приблизительно 10% их поддерживают.
То есть средние цифры дают вполне утешительное представление о состоянии общества в его семейно-половой сфере и о состоянии общественной морали. Но не нужно пристально изучать прессу и специально отсматривать ТВ, чтобы увидеть, насколько реальное поведение – и отмечу: публичное, в смысле экранное, то есть в определённом смысле демонстративное поведение! – отличается от средней цифры. И это уже вселяет тревогу, и указанные петербургские социологи не без оснований подозревают, что весь этот гомосексуализм с однополыми браками нам кто-то «вбрасывает». Ссылаясь на американский и европейский опыт, они высказывают обоснованное опасение, что через полтора-два десятилетия количество приемлющих однополые браки может достичь 50%.
Тема гомосексуализма и однополых браков – лишь одна из популярных на нынешнем ТВ тем. Раньше на ТВ царила норма, а уж «за» нормой – например, в детективах, где преступление полагалось «раскрыть», – царила та самая раскрываемая, то есть разоблачаемая, а следовательно, и искореняемая ненормальность, то есть отклонение от нормы. Теперь на телевидении отклонение господствует: вампиры, киллеры, зомби, убийства, расчленения... Печально наблюдать, как это телевизионное отклонение расширяется на все новые телевизионные жанры, то есть из триллеров постепенно перекочёвывает в новости. Это означает, что сюжеты фильмов ужасов (расчленения, например, и массовые расстрелы) перестают быть «пугалками», сочинёнными для щекотания нервов зрителей, а становятся реальными сюжетами жизни. Отклонения становятся нормой.
Всё это вместе есть свидетельство реального увеличения веса и ценности этнических, сексуальных, религиозных и других меньшинств. В реальности (статистически) вампиров мало, но они занимают несообразно значимое место на телевидении, а вследствие этого и в общественном сознании. Поэтому возникает опасение, что их численность увеличится. Как и в любом гротескном проекте, найдутся желающие поучаствовать, попить человеческой крови, потом они объединятся (для разных надобностей, но прежде всего для защиты права на собственную особость) и... сложится группа меньшинства.
Интересная перспектива, правда?
В случае соединения нонконформистских установок с ориентацией на нормы и ценности меньшинств может возникнуть тенденция радикализации меньшинства и его экспансии , то есть стремления распространить собственные нормы и ценности на общество большинства, или, как оно называлось в соответствующем контексте, вмещающее общество.
Экспансия может осуществляться разными способами. С одной стороны, может иметь место идеальная экспансия меньшинства , то есть постепенная ментальная (идейная и психологическая) переориентация вмещающего общества, изменение его ценностей, перелом нормативной системы с последующим изменением поведенческих моделей и оргструктур под воздействием и в духе ценностей, норм и моделей, продвигаемых экспансионистским меньшинством.
С другой стороны, экспансия радикальных меньшинств может происходить в форме мирной или насильственной революции, то есть вести к смене не только нормативно-ценностной системы общества, но и к революционному разрушению старых моделей организации и замене их на новые.
Примером первого (стремления привести «общность» на место «общества») могут служить проекты восстановления или установления теократических государств на базе фундаменталистских религий (например, проекты восстановления арабского халифата) или же создание идеократических режимов путём, как сказано, мирной (нацистский переворот 1929–1933 годов в Германии) или насильственной революции.
Примерами второго (когда именно «общество» приходит на место «общности») могут служить многочисленные удавшиеся и неудавшиеся попытки так называемых цветных революций, осуществляемых через меньшинства реформаторской и революционной природы.