Свершение
Весной в грязи копошится труженик-муравей…
И. Бродский, «Квинтет»
Копошимся на поверхности Земли,
И с неё уже взлетаем к звёздам...
……………………….………………….
Что свершить такое всё-таки смогли,
Даже и не верится нам просто!..
Теги: Афанасьев Юрий
Бедный Иосиф
Фото: Ирина Л.
Иосиф Адамович читал отчёт о проделанной работе. В душном маленьком кабинете слышно было жужжание мухи, которое то и дело прерывалось звонким щелчком (это она в поиске свободы ударялась о стекло). Ему ничего не стоило растворить старые деревянные рамы с облупившейся белой краской и выпустить её в открытое пространство города, но были две существенные причины, по которым он не то чтобы не хотел этого делать, но мысль о возможности совершения такого логичного для любого нормального человека действия не приходила ему в голову. Во-первых, приятное, ласкающее скрытое в глубине его истрёпанной, изуродованной души или того пространства, где эта душа должна была бы располагаться, ощущение власти, причастности к чему-то высшему, что способно решать судьбу, быть источником, причиной происходящих жизненно важных для кого-то или чего-то событий, опьяняло его, и он не мог отказаться от этого наркотического, магического чувства. Во-вторых, жужжание мухи создавало иллюзию присутствия в кабинете второго живого организма со своими определёнными целями и задачами существования, и страшные, давящие мысли об одиночестве отступали на второй план, не мешали рабочей сосредоточенности.
Иосиф Адамович последнее время стал излишне сентиментален: ему доставляло удовольствие сидеть в выходной день на рабочем месте и в тишине перечитывать отчёты. Шифровки навевали воспоминания о безвозвратно прошедшей молодости с её стремлениями, рвением к работе и нескончаемым рядом целостных убеждений, распиравших изнутри его молодой деятельный дух. Сегодня он чувствовал приближение катастрофы, но ощущение это не было похоже на тот страшный взрыв эмоций, из-за которого пульсация висков становится настолько сильной, что создаётся ощущение невозможности физического существования[?] Нет… На этот раз это было ощущение приближения тихого, быть может, подсознательно долгожданного конца. Но вот о том, чему конкретно придёт конец, Иосиф Адамович старался не думать. Он слишком хорошо, не по книгам, а практически был знаком с человеческой психологией, знал, как может погибнуть здоровый, полный жизненных сил человеческий организм от одной только мысли, точащей его мозг. И вот теперь он не позволял этой пагубной мысли закрасться в настолько же ограниченное, насколько израненное сознание. В этом ему помогало чтение отчётов. Навык абстрагироваться от проблем с помощью погружения в "рабочие грёзы" он приобрёл много лет тому назад, ещё после первой катастрофы, после которой, казалось, не способно выжить ни одно мыслящее существо. Но он выжил. Он в самые сложные минуты своего существования цитировал наизусть письма, шифрограммы, по тысяче раз отмерял расстояния, подсчитывал тела, мысленно укладывал их наиболее экономным способом в траншеи, следил за чётким выполнением инструкций, раз за разом переживал допущенные недочёты, отчитывал за них подчинённых. Всё… всё всегда он делал по инструкции и, к чести своей, никогда не ждал за это похвалы от начальства. Он был честен, смел и самоотвержен. И он не просто выжил, а вернулся к жизни со стремлением двигаться вперёд, расценивая всё происшедшее с ним ошибкой, о нелепой возможности которой так много говорило высшее руководство в то время. «Лес рубят - щепки летят!» – думал он, смирившись с собственной участью, положив свою судьбу на алтарь построения нового, доселе неведомого истории человечества гуманного общества. Он был так околдован, опьянён, до такой степени находился во власти всеобщей идеи, что действительно считал то общество, которое он строил, по-новому гуманным, по-особенному справедливым, недосягаемым в полноте осознания его главной идеи. И порой, в самые тяжёлые дни своей жизни, ему самому начинало казаться, что и он, пусть и прикоснувшийся к святая святых этой новой идеи, всё-таки не до конца её понимает. Даже ему – убеждённому, стопроцентному, истинному, дышащему свободным воздухом советской страны, неподдельному, самоотверженному патриоту – не все тайны были открыты, не всё ясно и понятно в этой, с одной стороны, такой простой, а с другой – такой высокой, недостижимой идее. Однако, несмотря на все свои непонимания и, страшно сказать, порой даже сомнения (которые, к счастью, всегда разрешались в пользу нерушимой идеи), он остался верен однажды выстроенному и ни разу не пошатнувшемуся образу идеального человеческого существования, или даже – теории существования будущих поколений. Ведь, по сути, он всегда знал, что на построение нужно время, и это необходимое время измеряется его жизнью. Трудно сказать, считал ли он при этом себя героем, жертвующим собой ради будущих поколений, скорее, ему мечталось, грезилось признание публики, но он совершенно искренне готов был к полному забвению.