– А маленький оркестр перед началом первого и второго акта тоже с чем-то связан?
– Он возник естественно, поскольку сама судьба велела нам использовать музыку Грибоедова. Два изумительных вальса – ля минор и ля-бемоль мажор. Он больше сочинил, но так как был расточителен и беспечен в отношении своего музыкального дарования, то записывали за ним другие. А я как человек, зарывший свой музыкальный талант и симпатизирующий композиторам, понял, что эти вальсы должны звучать в спектакле. Женя Борец, мой приятель, сыграл эти вальсы по-разному, и за сорок минут написал ко второму акту саундтрек. Те же вальсы Александра Сергеевича звучат в джазовой обработке. Грибоедов мог по восемь часов проводить за фортепьяно, а когда служил дипломатом, настаивал, чтобы за ним возили его инструмент.
– Вы наверняка перелопатили массу исторических материалов, поэтому нашли ответ, как в Грибоедове мог сочетаться верный слуга Отечества и остроумный поэт?
– Не знаю, но ведь нет единой формулы гениальности. Он был талантливый писатель. Сочинив лучшее, что было создано для театра на русском языке, Грибоедов одновременно считался и весьма толковым дипломатом. Его договор, который он заключил с Тегераном, работает и по сей день. Был защитником интересов своей страны и опасным соперником для англичан. Неслучайно история его мученической смерти связана с разными версиями, даже есть предположения, что бунт религиозных фанатиков был инициирован иностранной разведкой. Это примерно то же самое, что недавно случилось в Париже. Лично я не понимаю, как верующий человек может оскорбиться. Ведь Бог – это любовь, всепрощение, а не обида. Лично у меня нет религиозных чувств, и я не воцерквленный человек.
– Это совершенно неожиданное открытие для меня в вашем характере.
– А что тут неожиданного? Я советский человек и воспитывался как агностик, поэтому верю в непознаваемость мира.
– А чем занимались ваши родители?
– Мама была зубным врачом, а папа – журналистом, главой комитета по печати. Учился я на русском языке, но мы все изучали белорусскую литературу. Я легко читаю и говорю по-белорусски, часто езжу на родину, там по-прежнему живёт моя старшая сестра, племянники. Да и снимался часто в российских сериалах на студии «Беларусьфильм». Не знаю, как будет сейчас, потому что все проекты заморозились и съёмки остановились из-за нынешних финансовых бед, которые на нас свалились[?]
– Это коснулось и Белоруссии?
– Разумеется. Ведь мы очень тесно связаны друг с другом. И они, и мы сообща переживаем кризис, который неизвестно когда закончится. К тому же я вырос на теме жертвы, которую принёс белорусский народ во Второй мировой войне, где каждый четвёртый белорус был убит. По сути 25 процентов населения.
– И в то же время говорят, что белорусы – хорошие военные, поскольку дисциплинированные и исполнительные.
– В этом я никогда не разбирался, так как принадлежу к пацифистам. Естественно, к оружию тоже равнодушен. Мне больше ласкает слух музыка духовых оркестров.
– Наверное, не только музыка оркестров, но и музыка, застывшая в камне, так как вы окончили архитектурный институт.
– С наслаждением, завистью и восторгом смотрю на работы своих друзей-архитекторов, также могу отличить гармонично красивое здание от некрасивого. После окончания школы пошёл в политехнический институт на архитектурное отделение, поскольку немного рисовал, хорошо чертил, тригонометрия, стереометрия давались легко, только по географии была четвёрка. Сейчас с нежностью вспоминаю те времена, но, на мою беду, там оказалась очень хорошая театральная студия, и я сбился с пути и теперь уже 30 лет топчу сцену московских театров.
– Итак, вы «зарыли в землю» свой музыкальный дар, архитектурное признание, но они пригодились в вашей режиссёрской профессии.
– Всё правильно, ведь архитектура – это тоже срежиссированное пространство. Архитектурные композиции помогают мне также в мизансценах. Поэтому я могу сдать спектакль под ключ.
Д. Щербина и В. Ярёменко в спектакле А. Яцко «Горе от ума»
– Скажите, в театре артисту добиться постановки сложно?
– Сложно. Особенно в таком инертном, как наш.
– Сколько времени вы репетировали «Горе от ума»?
– Три месяца. Вначале постановка была заявлена как внеплановая работа, а уже потом включена в план. Хомский ( главный режиссёр Театра им. Моссовета. – Ред. ) не мог мне отказать.