Начнём с дневника. Здесь Гришковец рассказывает, что с ним происходило в 2012 году. Вроде бы ни на что жанр не претендует. Формально – почти школьное сочинение «Как я провёл лето». Но, как ни странно, даже находясь в такой системе координат, автор упорно пытается навязать некий подход к жизни. Коротко: Я – Д"Артаньян, а вы все... Да-да, именно Я с большой буквы, а вместо вас – отточие, не подразумевающее даже матерной ругани. Окружающий мир для Гришковца – чёрно-белая картинка. Чёрное – то, что ему лично в силу определённых причин не нравится, белое – то, что его потешает и умиляет. Чёрного намного больше. Суждения о нём безапелляционны. Никакого анализа причин, никакого намёка на вопрос: «А что и как можно изменить в лучшую сторону?» Практически в каждой главке, в каждом «интересном деньке» присутствуют тщательно выписанные картины омерзительности бытия. Вот ужин в дорогом нижегородском ресторане: «Вы понимаете? Картошка в супе была обжарена! То есть она не варилась в этом супе, а была пожарена, а потом брошена в суп. Я такого не то что не ел, я про такое даже не слыхивал. Посреди всей этой дряни в тарелке плавал цельный отварной карась, печальный и жалкий, явно зря отдавший свою жизнь». Вот пример юмора: «Кстати, на днях слышал такую шутку: «Посмотрел НТВ – переключи за собой». По-моему, смешно!» А вот суждение о литературе: «В одной из коробок нашёлся том классической корейской новеллы XVII–XVIII веков. Ведь прочёл же тогда, в последние свои летние каникулы, эту муть от корки до корки!» – и кино: «Раньше я не видел, что фильм «Война и мир» Бондарчука так плох. Я даже удивился тому, насколько он плох практически по всем показателям. Особенно плох сценарий. Как же раньше я этого не видел?»
В описаниях «мерзостей» Гришковец доходит порой прямо-таки до экстаза. Чувствуется, что, скажем, проблемы провинции ему глубоко безразличны. Но как на их фоне не получить удовольствие от сознания собственного величия, праведности и чистоты! Гришковец признаётся, что в жизни выбирает позицию наблюдателя. Действительно, он явно умеет «ловить кайф» от всего, что видит вокруг. Мир для него – декорации, в которых разворачивается история «себя любимого». Если такова сугубо личная позиция – полбеды. Но транслировать её на ближних – уже опасно. Человек, особенно придавленный житейскими тяготами, может легко поддаться искушению, найти в подобном снобистском вуайеризме лёгкий путь решения проблем. Потом – другой человек. И ещё... Получится общество наблюдателей, общество, в котором всем плевать друг на друга.
На этой ноте логично перейти к маленькой пьеске «Уик Энд». Собственно, герои её – как раз таки и есть наблюдатели. Бизнесмен Олег, которого «подсиживает» друг и деловой партнёр Виктор, оказывается перед выбором: либо спешно уехать в Эквадор, либо сесть в тюрьму. Плюс вырываются наружу давно копившиеся семейные проблемы. Вроде как пьеса о выборе человеком дальнейшего жизненного пути. Предполагается какая-то внутренняя работа, терзания, что ли. Чего-то достоевского хочется. Но его нет. Постоянно ловишь себя на мысли: всем без исключения героям просто неинтересно происходящее. И Олегу – как ни странно – в первую очередь. Он то смотрит телевизор, то без особых эмоций переругивается с женой. Вроде как согласился уехать, но в итоге решает остаться. Причём только чтобы осложнить жизнь всё уже придумавшему и просчитавшему Виктору. Но и это – не полноценная мотивация, а скорее проявление пассивности. И жалко выглядит попытка Гришковца разбудить героев через абсурдное действие, залезание на стул. Уровень отстранения, сравнимый с таковым в «Постороннем» Камю, может пробить только событие уровня его же «Чумы».
Да не создастся у читателя неправильного ощущения, что в книгах Гришковца нет ничего хорошего. Природа, да и вообще всё, что автору нравится, описано достаточно приятно – как говорится, простенько, но с некоторым вкусом. К сожалению, это лишь капля мёда в бочке дёгтя. Настало время вернуться к разговору о графоманах. Думаю, с позиции сказанного можно немного приблизиться к их определению. Попробую предложить такое: графоман – человек (обладающий талантом или нет), который, даже понимая деструктивность своего творчества, продолжает писать, писать и писать. Потому что не может остановиться.