Мать, синеокая, широкая, что копна, по случаю праздника в радужном семейском (6) сарафане, в цветастой кичке, вышла с Егоршей на резное высокое крыльцо и сквозь слёзную мглу оглядела людный двор. Отец, белый казак, держал под уздцы осёдланного гнедого коня, а Егоршин крёстный, красный казак, принял малого из материнских рук, подкинул к сизым небесам, занялось детское сердчишко, словно на троицкой качели, и отпустило, когда малый очутился в седле. Ухватившись за луку седла, глянул вдаль с птичьей вышины, и глаза обмерли в диве: далеко и вольно отпахнулась казачья вольница: причудливо извивалась в зеленеющей долине серебристо-голубая Ингода, синели далёкие таёжные хребты, и небо в перистых облаках, где кружился одинокий коршун, казалось близким, рукой подать. В заокольном березняке кукушка куковала, Егорше век отмеряла. А над серебристой драневой крышей сновали ласточки – со дня на день вешний гром загремит.
Станичники – родичи отца и матери – придерживали и коня, и малыша. Крёстный напялил на малого свою тёмно-зелёную фурагу с жёлтым околышем, но фурага сползла малому на нос. И тут дед ста лет, махонький, седенький, хлопнул себя в лоб: «Совсем, паря-девка, из памяти выбился. Дырява память…» Посеменил в курень, откуда торжественно вынес белую мерлушковую папаху с малиновым верхом, самочинно сшитую как раз Егорше по голове. Подал крёстному папаху, когда тот выстриг у малого клок волос и вручил матери, чтобы утаила на божнице.
По доброму-то, как встарь чинилось посаженье чада на коня, надо бы с благословения батюшки обвести лошадь вокруг храма, да чтоб батюшка отчитал молитву святому Егорию, небесному заступнику казачонка. Но… вьюжными ветрами налетело лихолетье, и нынешняя власть… христопродавцы… не жалует казачество.
Станичники присматривали: схватится за гриву – долго пуля не возьмёт, шашка не смахнёт, а захнычет, повалится с коня – рано быть убиту. Егорша и не повалился, и за гриву не уцепился, отчего дед ста лет вздохнул горестно: «Не казак растёт…», но промолчал, вслушался: под яром у реки всхлипывала гармонь, и хмельной казаченька утешал: «Полно вам, снежочки, во поле лежать, полно вам, казаченьки, горе горевать…»
_______________________________
1) Карымы – русские, чернявые, помешанные с тунгусами или бурятами.
2) Соковица – берёзовый сок.
3) Шергунцы (шаркунцы, шеркунцы) – бубенцы, издающие глухой звон, прикреплённые на ошейнике к лошади, иногда ошейник крепился к самому хомуту.
4) Трензель – удила, состоящие из грызла и двух колец, за которые трензель крепят к щёчным ремням уздечки; создан для того, чтобы упростить управление лошадью.
5) Елань – лесной луг.
6) Семейские – староверы Забайкалья.
Теги: Современная проза
Вижу мир глазами ребёнка
В День работника культуры - 25 марта – Владимир Путин вручил в Екатерининском зале Кремля премии Президента России в области литературы и искусства за произведения для детей и юношества. Награды получили и молодые деятели культуры. "ЛГ" присоединяется к поздравлениям в адрес лауреатов – композитора Евгения Крылатова, художника-иллюстратора Евгения Медведева и директора колледжа имени Гнесиных Михаила Хохлова, солистов Санкт-Петербургского академического театра балета Бориса Эйфмана Сергея Волобуева, Олега Габышева, Дмитрия Фишера, создателей документального фильма о прошедших в Сочи Паралимпийских играх «Дух в движении» Софьи Гевейлер и Дмитрия Петрова, артистов Северного драматического театра имени М. Ульянова Александра Горбунова, Василия Кулыгина и Алексея Лялина.
С удовольствием представляем читателям работы знаменитого художника-иллюстратора Евгения Медведева.
«Журавлёнок и молнии» В. Крапивина
«Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля
«Приключения Эмиля из Лённиберги» Астрид Линдгрен
Так сложилось, что главной темой в моём творчестве стали дети и детство.
Любовь к рисованию сопровождает меня всю жизнь.
Нарисовано – значит предопределено.