Шостакович для русской музыки – как Петербург для России
Фото: РИА «Новости»
В Москве открыт памятник Дмитрию Шостаковичу. Теперь композитор смотрит на вечно меняющуюся Москву от Дома музыки. Наверное, теперь не раз юные москвичи, гуляя с родителями в этих местах, спросят у них: кто это? Надеюсь, что старшие найдут возможность заинтересовать младших личностью этого музыкального гения XX века. Шостакович для русской музыки - что Петербург для России. Он словно слеплен по каким-то иным меркам, не вполне понятным, но загадочно прекрасным. К его музыке тянет, от неё иногда хочется отстраниться как можно дальше, чтобы потом мечтать к ней вернуться. Шостакович равен своей музыке, он чувствовал себя хорошо только внутри неё, а всякое столкновение с немузыкальной, глухой жизнью воспринимал как трагедию. Музыка революции, музыка строящегося нового мира вознесла его на музыкальный олимп столь стремительно, что он по инерции едва не скатился по нему с другой стороны. Его "Песня о встречном" – эстетический ключ к пониманию строящегося молодого советского государства. Его «Ленинградская симфония» – образец победы муз над пушками, над пушками фашизма. Его Десятая симфония – это гимн противостояния личности стаду, в какие бы одежды это стадо ни рядилось. Его вокальная Четырнадцатая симфония – торжество единения поэтического слова и музыкального звука. Его альтовая соната – это преодоление смерти, реквием по самому себе, насмешка над теми, кто считает ад всесильным. Его наследие столь огромно, что погружаться в него стоит постепенно. Но когда вместишь его мир в себя, поймёшь, что надо быть достойным этого мира, расти до него, расти с ним, не позволять ему счесть тебя негодным.
Шостакович воспитал немало талантливых учеников. Многие учились у него и после его ухода из жизни, двигаясь по его музыкальным следам с замиранием сердца и творческим восторгом. Мы надеемся, что вслед за памятником Шостаковичу в Москве появится памятник его выдающемуся ученику Георгию Свиридову. Возможно, когда два этих титана будут выситься над Москвой, им удастся завершить все их неразрешённые творческие споры и два крыла русского музыкального искусства взмахнут наконец согласно и радостно.
Никита КУТУЗОВ
Теги: искусство , музыка
Мрак Захарова, или Ночь без рассвета
Фото: Сайт театра «Ленком»
Марку Захарову надоело просто рассказывать истории. Захотелось вольной бессюжетности, беспечной бессистемности, ничем не скованных перелётов от афоризма к афоризму, от репризы к репризе. По собственному признанию худрука Ленкома, выбор для постановки прозы Венедикта Ерофеева был чуть ли не случайным. Но вот что любопытно: спектакль составлен из фрагментов книг "Москва - Петушки", «Записки психопата», дневниковых записей, но название ему дано по пьесе, от которой оставлена фактически одна не столь уж значимая сцена. Вальпургиева ночь – ночь с 30 апреля на 1 мая, шабаш нечисти накануне майского дня, который с давних языческих времён является праздником пробуждения созидательных сил земли. Лукавит, ох, лукавит Марк Анатольевич. В его театре случайностей не бывает. Всё продумывается на десяток ходов вперёд.
Захаров – мастер нелобовых атак. Ставит он не кого-нибудь – Венедикта Ерофеева, а на сцене, к удивлению многих, матерятся мало и, что ещё удивительнее, практически не пьют, и даже следы алкоголя в речах и поведении персонажей прослеживаются не без труда. И ни Москвы тебе, ни Петушков, а такое себе сталкерское междуземье. Пространство сцены решено художником-постановщиком Алексеем Кондратьевым как объёмная «карта» в деревянной раме с цифровыми пометками: тут вроде как высотка, там, похоже, ручеёк, а за ним не иначе болотце. Время от времени видеопроекция выдаёт зрителю очередной вроде бы узнаваемый фрагмент «местности», но проложить маршрут – пусть не к свету, хотя бы просто к выходу – в этом бесовском лабиринте всё равно не получится: в нём нет пространства, только время – бесконечная ночь пред Первомаем.
Впрочем, лабиринт этот всё же скорее ведьминский – ночь-то Вальпургиева. Три юных грации в белых «шопенках» (Анна Зайкова, Анастасия Марчук, Алиса Сапегина) нервно поводят плечиками, дабы привести в движение стрекозиные (а ангелам по чину – лебединые) крылышки, прячут ножки в кроссовки (на копытца пуанты не натянешь) и с напускным смущением вставляют к месту и не к месту самое распространённое из нецензурного. Миссия шекспировских ведьм им явно не по крыльям, но и Веничка не Макбет.