«Рябинину казалось, что в чёрном остове, среди разорванного железа и зловонной резины притаилось чудище, косматое, как взрыв, свирепое, кровожадное, готовое с рёвом вырваться, наброситься на добычу, сгрести когтями и, чавкая, изжевать и выплюнуть, как выплюнуло этот растерзанный грузовик».
Это не просто идеально выстроенная фраза. Это создание путём стиля образа войны, попытка забраться ей под кожу, понять её и преодолеть. Текст Проханова – это всегда не просто текст. В нём – неизменно дерзновенная попытка описать мир, познать его, изменить, сделать лучше. Писатель давно уже не мыслит свою миссию только как просветительскую. Он знает силу слова, его цену. И считает его таким же орудием, как автомат, пулемёт, «град». Оно дано во спасение.
Особенным элегическим мастерством отличаются те фрагменты, где Кольчугин вспоминает недавно умершую жену. Эти страницы пронизаны божественным вдохновением, они тщатся придать памяти о любимой такую силу, чтобы воскресить её хотя бы на мгновение. Здесь Проханов-реалист на миг превращается в мистика. Но это мистицизм светлый, русский, провидческий:
«Кольчугин приблизился к кровати и лёг на то место, какое занимала жена, когда он увидел её мёртвой и держал её остывшую руку. Лёг, чтобы голова придавила подушку там, где белело в ту ночь большое, с закрытыми глазами лицо жены. Ноги поместил так, чтобы стопы сливались со стопами жены. Он занял место жены на её смертном одре и стал звать её, воскрешать, молить, чтобы она вернулась, тратя в этой молитве всю оставшуюся у него жизненную силу, всю свою слёзную любовь».
Читая это, волей-неволей попадаешь под власть совершенной гармонии слова, мысли и чувства.
Картины, созданные мастером, немного меняются оттого, под каким углом их наблюдать. Если смотреть на текст Проханова в упор, то видишь острый политический роман, заставляющий сопереживать своим и ненавидеть чужих. В этом смысле катарсис читателю обеспечен, поскольку оба героя действуют на стороне добра. Один продолжает дело другого, оба патриоты и романтики: один постаревший, но не разочаровавшийся, другой молодой и очарованный. И тот и другой – поборники русской справедливости. Но если чуть изменить ракурс, можно догадаться, что эти два героя на самом деле легко соединяются в одного. Рябинин родился в воображении Кольчугина, он тот, кем пожилой писатель хотел бы быть в настоящем, и, возможно, походил на него в пору своей молодости. Это герой ненаписанной книги, при этом он сам мечтает написать книгу. Получается очень сложная система внутрисмысловых зеркал, где каждый отражается в каждом и в итоге преображается. Отразившийся в Рябинине Кольчугин замыкает круг своей жизни, но при этом нет абсолютной уверенности, что его финал смертелен. Несмотря на весь натурализм книги, Проханов каждым словом транслирует победу жизни над смертью, поскольку и для Рябинина, и для Кольчугина жизнь – это существование России, её процветание, её вечность.
Стоит отметить, что роман мастерски инструментован. Его легко расслышать. В первой части пленяет шум листьев в саду, окружающем деревенский дом писателя, он постепенно переходит в шёпот его воспоминаний о покойной жене. Ему контрапунктирует сухой гул машин вкупе с жужжанием бессмысленных политологических разговоров. Вторая часть полна героической фанфарной мощи, которая сталкивается со скрежетанием вражеских танков, словно восставших из прошлого, равно как и те солдаты Новороссии, что эти танки нещадно уничтожают. Вкраплена в неё и робкая флейта лирического чувства, которую предательски не поддерживают другие инструменты, но от этого её мотив не становится менее упоительным.
Этот роман никого не оставит равнодушным. Он долго помнится. Помнятся герои-ополченцы, замученные украми, помнится отчаяние Кольчугина от того, что Россия никак не встанет во весь рост на защиту своих людей, помнится подловатая опасливость обитателей благополучного мира и героическая решимость тех, кто взялся за оружие, чтобы обронять свою землю. Проханов, повидавший на своём веку немало военных конфликтов, описывает войну с такой правдивостью и простотой, что иногда даже не верится в реальность происходящего (человеку свойственно отдалять от себя самое страшное).
Проханов не идеализирует войну. Он далёк от того, чтобы превращать её в романтическую сказку. Сцена, когда жители донбасской деревни живьём растерзали украинского лётчика, кричащего: «Я русский, меня заставили!», поражает своей беспощадной объективностью. Она приоткрывает механизм ненависти, множащийся многократно и уничтожающий мир.