Летом 1886 года он впервые выходит в плавание. А осенью 1890-го на пароход «Петербург» «были взяты два классных пассажира: иеромонах Ираклий и симпатичный доктор А.П. Чехов, окончивший свою любопытную экскурсию на Сахалин», сообщает Щербак в «Новом времени». В громадной и комфортабельной докторской каюте два доктора впервые увидели друг друга.
Новые знакомые быстро сблизились, «почти подружились» – об этом свидетельствует сам Чехов, а также их дальнейшая оживлённая переписка. Первые письма Чехову Щербак пишет буквально каждый день. Привыкли к ежедневному общению – ведь вместе провели в плавании 50 дней. Сразу почувствовали доверие друг к другу. Щербак не скрывал от Чехова, что он переправляет переписку политических ссыльных, а Чехов и сам догадывался, что доктор и прежде выполнял эти поручения. И помогал ему.
Путешествие на пароходе промелькнуло, как сказочный сон – Гонконг, Сингапур, Цейлон («место, где был рай», как сказал Чехов), Синай и т.д.
Александр Викторович хотел остановить мгновение, запечатлеть Чехова на фотографической плёнке.
Сохранились прекрасные фотографии: Антон Павлович весь в белом на палубе «Петербурга».
Ещё одна грань многогранной личности Щербака: он фотограф-любитель. Но занятие фотографией не было для него простым развлечением. Некоторые его фотографические работы представляют интерес для науки.
У Щербака имелась большая коллекция фотографий и негативов, посвящённых одной теме: перевозка ссыльно-каторжных на Дальний Восток морским путём. В одном из первых писем Щербак пишет Чехову об этих фотографиях. И далее постоянно и настойчиво проходит в письмах эта тема.
Наконец, вернувшись в Одессу из очередного рейса в августе 1891 года, Щербак выслал Чехову почтой несколько фотографий и передал в его полное распоряжение негативы.
Чехов посылку получил и попросил своего брата Александра сделать отпечатки с негативов. Александр Павлович долго тянул и лишь весной 1895 года сообщил брату: «отпечатал я тебе всю коллекцию с негативов покойного Щербака».
Отпечатки Чехов оставил себе, а негативы передал в Таганрогскую городскую библиотеку.
Однако мы забежали далеко вперёд.
Вернёмся на палубу «Петербурга», где в сиреневых сумерках тропических вечеров прохаживались по променад-деке два доктора. Говорили о Сахалине, который, как мрачная туча, остался у них за спиной, о медицине, о литературе, о том, что в России «… один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя», что «мало в нас справедливости и смирения» и «дурно понимаем мы патриотизм». О том, что «работать надо, а остальное всё к чёрту».
Во время путешествия приходилось им вместе работать. Чехов помогал Щербаку как врач. Об этом он свидетельствует в письме: «Заболел у нас рогатый скот. По приговору д-ра Щербака и Вашего покорного слуги скот убили и бросили в море».
Во всех случаях доктор Щербак оставался на посту.
В бурной и очень беспокойной жизни Щербака нет места быту, семейным отношениям, интимным чувствам. Он одинок. Ему 42 года. Но было же что-то личное, лирическое в прошлом у этого замечательного мужественного человека! Наверное, в личных беседах Александр Викторович рассказал далеко не всё, так как многие откровения мы находим только в письмах его к Антону Павловичу.
Письма. Это особая и очень важная глава в нашем жизнеописании доктора Щербака. Все его письма Антон Павлович аккуратно сохранил. Шестнадцать писем. Хранятся они в отделе рукописей Российской государственной библиотеки.
Я столько надежд возлагала на эти письма! Но получила предупреждение: «Эти письма очень трудно читать». И действительно, кроме филигранной строчки «Дорогой Антон Павлович!» поначалу ничего не могла прочесть… Не буду описывать свои мучения, но я всё-таки прочла их почти полностью, и передо мной раскрылся совсем новый Александр Викторович Щербак.
Рыцарь, закованный в латы бунтующего студента, военного корреспондента, самоотверженного врача-универсала, холодный аналитик и смельчак предстаёт во всей своей непосредственности и незащищённости.
Переписка с Чеховым продолжалась чуть более года. Разлука с Чеховым оказалась трудной для Александра Викторовича, поэтому он пишет Чехову каждый день. «Кажется, дорогой мой Антон Павлович, что я точно влюблённый в Вас не могу никак оторваться от письма…». Он постоянно предлагает Чехову свои услуги. Более всего интересует и волнует его судьба чеховской книги о Сахалине: «…быть может, ещё надо что-либо к будущему Вашему труду о Сахалине – напишите не медля. Всё, что могу, я сделаю».