Теги: искусство , кинематограф
Детектив с философским гарниром
Народная артистка России Ирина Мазуркевич
На сцене Театра им. Вахтангова Санкт-Петербургский Театр Комедии им. Н.П. Акимова показал москвичам премьеру. Художественный руководитель театра Татьяна Казакова на этот раз обратилась к пьесе знаменитой, но нечасто появляющейся в наших театрах, - "Визиту дамы" Ф. Дюрренматта.
Актуальность классики, как известно, только нарастает. Но не потому, что её часто осовременивают, одевая персонажей Шекспира или Мольера в современные костюмы. Нет, просто вечные вопросы - о любви, предательстве, жизни и смерти - потому и названы вечными, что каждое поколение читателей и зрителей пытается дать на них свой ответ. Наверное, молодые зрители в большинстве своём сейчас не читают Дюрренматта, поэтому для них спектакль стал открытием автора и открытием темы. Более умудрённые могли вспомнить известную экранизацию с блистательной Екатериной Васильевой, театральные старожилы - спектакль 1960-х годов с незабываемой Лидией Сухаревской, любители модных театров и режиссёров - версию А. Морфова в Ленкоме.
Надо сразу сказать, что "Визит дамы" в театр удался. А поскольку социальная трагикомедия - редкий гость на сценах наших больших и малых театров, это вдвойне радостно. Спектакль держит зрителей - включая тех, кто хорошо знает сюжет, - в неослабевающем напряжении. Для актёров это настоящее пиршество игры, школа одновременно и психологизма, и гротеска - сочетание редкое и для актёрского опыта просто бесценное. Татьяна Казакова - актёрский режиссёр, для неё растворить своё искусство в стихии актёрской игры - естественное "самоумаление" мастера, который делает ставку на единый актёрский ансамбль. И надо сказать, актёры благодарно принимают этот режиссёрский пасс, играя на разрыв аорты, выкладываясь по полной. Ирина Мазуркевич показывая демоническую Клару Цаханесян, ввергающую целый город в дьявольское искушение, в собственной, узнаваемой тональности. Облик женственной и хрупкой инженю оборачивается гротескной и устрашающей паучихой, которая чёрной тенью выбирается откуда-то из-под земли, опираясь на костыли. Обрушив на ошеломлённых жителей Гюлена и самих зрителей свой сверхцинизм, своё инфернальное знание бездн человеческой души, Клара Ирины Мазуркевич вдруг опять становится нежной, чувственной, вспоминающей свою первую поруганную любовь. Она способна на страдание, на слёзы, которые старательно сдерживает, перебирая складки бесконечно длинной фаты после очередного стремительного замужества. Её торжество над городом, который согласился на убийство в обмен на богатство, носит саморазрушительный характер. Когда она выписывает городу, доведшему до смерти её бывшего возлюбленного, чек на миллиард, кажется, что она подписывает и собственный смертный приговор. На фоне шуток, гротеска, смешных и современно звучащих реплик персонажей, из которых почти каждый готов на всё ради материального благополучия, прорастает трагическая история разрушенных надежд, распада не только покалеченного аварией тела - распада души. Образ мстящей Клары вырастает до трагического уровня, в обличье миллиардерши, "олигархши" перед нами предстаёт современная Медея.
Отдельной похвалы заслуживает визуальное решение спектакля. Замечательный тандем петербургских художников - Эмиль Капелюш и Стефания Граурогкайте - создают и современный, и чуть старомодный облик Гюлена. Приподнятый планшет сцены, обклеенный фрагментами газет; люки - не то норы, не то дома, создающие пространство для актёрских появлений и исчезновений; свет и грохот от невидимого, но постоянно напоминающего о себе поезда - это лаконичное, условное и в то же время удивительно яркое и образное сценографическое решение даёт метафору современного Вавилона с его культом золотого тельца и сопутствующим этому культу привычным лицемерием. На его фоне перед нами предстаёт маленькая всесильная женщина - то в траурно-чёрном, то в подвенечно-белом наряде, с дерзкой копной огненно-рыжих волос, безжалостная, презирающая, уставшая ненавидеть и разучившаяся прощать и любить.
Этот безысходный сюжет почему-то смотрится легко, на одном дыхании. Современный, чем-то постоянно озабоченный житель мегаполиса ведь не любит, когда его "грузят". Здесь же его и смешат, и пугают, но при этом принуждают к размышлению о человеке и его душе - "как бы резвяся и играя". Ведь это не совсем "про нашу жизнь", это ведь было когда-то в середине ХХ кровавого столетия, где-то там, в Альпах. Или всё-таки и про нас тоже? Ведь мы не так уж сильно отличаемся от жителей городка Гюлена - разве что не такие благовоспитанные[?]