Левон Коджоян. У речки - Вилли, что это там у тебя?
- Это фонограф.
- Где ты раздобыл этот фонограф?
- У Шермана и Клея на Бродвее.
- Тебе что отдали этот фонограф у Шермана и Клея?
- Нет, я заплатил за него.
- Сколько ты заплатил, Вилли?
- Десять долларов.
- Десять долларов - большие деньги для нашей семьи. Может, ты нашёл эти десять долларов на улице?
- Нет, я получил их за первую неделю работы рассыльным. А пластинка стоила 75 центов.
- А сколько со своей первой зарплаты ты принёс домой на всю семью - на арендную плату, на еду, на одежду?
- Четыре доллара и двадцать пять центов. Я получаю всего четырнадцать долларов в неделю.
Итак, пластинка установлена на фонограф, и я собираюсь опустить иглу на вращающийся диск, как вдруг замечаю, что мне лучше всё бросить и смыться, что я и делаю, причём вовремя. Cначала я хлопаю дверью на заднем крыльце, потом ею хлопает мать.
Бегая вокруг дома, я осознаю две вещи: во-первых, что вечер прекрасный, и во-вторых, что отец Левона Кемаляна, очень почтенный человек, стоит перед своим домом на той стороне улицы и наблюдает со слегка отвисшей челюстью. Он староста первой Армянской пресвитерианской церкви; он родом не из Битлиса, как мы; он не Сароян, поэтому такое зрелище ошеломляет его. Очевидно, Такуи Сароян и её сын носятся вокруг дома не для разминки или спортивного состязания. Тогда зачем же?
Я приветствую в духе добрососедства мистера Кемаляна, перебегая из переднего крыльца в гостиную, где я быстренько опускаю иглу на пластинку, и несусь в столовую, откуда можно наблюдать, как воздействует музыка на мать и, если понадобится, выскочить во двор через заднее крыльцо. Как только мать возникла в гостиной, из фонографа полилась музыка.
На мгновение мне кажется, будто она собирается пренебречь музыкой и продолжать погоню, но затем вдруг происходит то самое, отчего эта пластинка раз и навсегда становится моим сокровищем.
Мать останавливается, может, просто перевести дух, может, прислушаться к музыке; ещё неизвестно наверняка.
Пока звучит музыка, я не могу не заметить, что мать либо очень устала гоняться за мной, либо и впрямь слушает музыку. Потом я замечаю, что она несомненно слушает музыку. Я вижу, как её внимание переключается с погони на фонограф. Я вижу, как она берёт один из шести плетёных стульев, оставшихся со времён моего отца, с 1911 года, и пододвигает его к круглому столу. Я вижу, как она садится. Я замечаю, что на её лице уже не осталось ни следа усталости и гнева. Мне вспоминается страдающий безумием библейский персонаж, которому встречается человек, музицирующий на арфе. Я стою в дверях гостиной и, когда мелодия прекращается, подхожу к фонографу, снимаю иглу с диска и выключаю мотор.
Не глядя на меня, мать обращается ко мне на этот раз по-английски:
- Ладно, эту штуку мы оставляем. - Затем ласково, по-армянски: - Поставь, пожалуйста, ещё раз.
Я быстро, в несколько оборотов, завожу фонограф и вновь ставлю иглу на диск.
На этот раз, когда игла подходит к концу пластинки, мать говорит:
- Покажи, как это делается.
Я показываю, и в третий раз она заводит пластинку самостоятельно.
Музыка, конечно, прекрасная, но всего лишь мгновение назад она сердилась на меня за то, что, по её мнению, б[?]льшая часть моего недельного жалованья бездарно потрачена на какой-то дурацкий хлам. Потом она услышала музыку; что-то ей приоткрылось, а именно: деньги не только не потрачены зря, а дальновидно вложены.
Она прокрутила пластинку шесть раз, а я так и сидел у стола в гостиной и просматривал маленький каталог пластинок, бесплатно предоставленный мне продавщицей у Шермана и Клея. Потом она спросила:
- Ты принёс всего одну пластинку?
- Вообще-то на оборотной стороне есть ещё одна песня.
Я вернулся к фонографу, перевернул пластинку и поставил на это место.
- А что это за песня?
- "Песнь об Индии". Я её раньше не слыхал. В магазине я прослушал только первую, под названием "Чио-Чио-сан".
- Что значит "Чио-Чио-сан"?
- Наверное, так называется песня. Хочешь послушать вторую, "Песнь об Индии"?
- Да, прошу тебя.
Теперь, когда остальные члены семьи пришли домой и услыхали музыку из гостиной, войдя они увидели новенький фонограф; мать сидит на плетёном стуле прямо перед ним и слушает.
Зачем мне понадобилось столько лет так бережно хранить и лелеять эту пластинку? А за тем, что пластинка почти мгновенно приобщила мою маму к искусству и она начала догадываться, что её сын не напрасно ценит некоторые вещи выше денег и, возможно, выше еды, питья, крова и одежды.
Через неделю она во всеуслышание объявила за ужином, что пора выделить из семейного бюджета некоторую сумму на приобретение второй пластинки, и пожелала знать, что там ещё можно найти. Я достал каталог и пробежал по названиям, но для неё это был пустой звук, поэтому она велела мне отправиться в магазин и выбрать нечто "hrashali", что по-армянски означает "чудесное", что я с удовольствием исполнил.
Теперь, спустя 42 года, когда я снова слушаю эту пластинку и пытаюсь понять, что же тогда произошло, то думаю - это банджо так её проняло, это банджо говорило с ней искренне, как со старинной знакомой, которую понимают с полуслова и безгранично любят. Аккорды банджо и голос кларнета помнили всё былое, принимали всё нынешнее и ожидали всего, что могло выпасть на её долю, отзывались эхом из повести о японке, которую покинул американский моряк; гобой твердил слова, саксофон захлёбывался эмоциями: "Фокстрот (на мотив Дж. Пуччини в аранжировке Хьюго Фрея) Пол Уайтман и его оркестр. 18777-А".
После этого случая, когда я подвергался нападкам родни из-за некоторых моих, по их представлениям, чудачеств, мать всегда терпеливо вставала на мою защиту, пока не выходила из себя, и тогда она в сердцах восклицала:
- Слава богу, он не бизнесмен.
Перевёл с английского Арам ОГАНЯН
Теги: Армения , культура , искусство
Героическая книга
Аркадий Асрян. Герои армяне. - Ереван: Амарас, 2015. - 360 с. - 500 экз.
Каждое время имеет свои вызовы и критерии, имеет и своё представление о героизме и героях. В разных толкованиях этого понятия есть одно неизменное определение - самопожертвование. Следовательно, герои всех времён и всех народов, перешагнув через своё "я", совершили достойный поступок. А помнят ли их потомки? Будут помнить, если в последующих поколениях найдутся люди, которые вновь и вновь будут говорить о них! Именно это ощущение вызывает книга Аркадия Асряна "Герои армяне", изданная в 2015 году в издательстве "Амарас" (Ереван). Стоит ометить, что А. Асрян и сам отличается от остальных современных издателей тем, что неоднократно брался за издание энциклопедических книг, напоминающих об исторических и современных личностях, способствующих процветанию и всемирному признанию армянского народа. Отдельно хочется сказать о двухтомной энциклопедии "Армянки" (2011 г.), посвящённой выдающимся армянкам как в Армении, так и за её пределами. Автор предисловия энциклопедии, писатель и публицист Зорий Балаян как-то сказал: "Я уже не раз отмечал, что Аркадий прямо-таки совершил исторический подвиг, собрав в один гигантский труд имена всех армянок, которые на планете Земля вошли в историю той или иной страны, в которой жили и живут. Принцип непререкаемый: героиня двухтомной энциклопедии в обязательном порядке должна быть признана известной, популярной, общепринятой в стране самим государством. Боль и досада терзают мне душу и сердце - как можно было нам до сих пор не иметь такой книги?!"