Кисть, перо и кинокамера
В Ставрополе прошёл первый Межрегиональный форум творческих союзов "Белая акация", названный в честь красивого, благоуханного и хорошо выживающего в засушливых местах дерева, выбранного символом Ставропольского края в ходе Всероссийской интернет-акции "Аллея России".
За десять дней до открытия в пригородном селе Татарка живописцы собрались на фестиваль пленэрной живописи "Гречишкинская весна". Художники писали в тех же местах, где создавал свои работы народный художник Павел Гречишкин, гордость Ставрополья. Этюды, рождённые на холмах и полях пригорода, расцветили фойе Дворца культуры и спорта, где открывался форум. Они стали ярким красочным прологом к встрече одарённых людей.
Героями дня оказались писатели различных областей России - от Санкт-Петербурга до Крыма - и их ставропольские коллеги. Местные авторы представляли гостей - собратьев по перу. Председатель краевого отделения Союза писателей России Александр Куприн эмоционально, ярко рассказал о главном редакторе журнала "Роман-газета" Юрии Козлове, лауреате многих премий, но главное - талантливом мастере слова.
Невозможно описать, кто и как характеризовал именитых писателей: Николая Прокудина, Евгения Шишкина и[?] Вячеслава Малежика.
Главный редактор альманаха "45 параллель" поэт Сергей Сутулов-Катеринич своё детище представил сам. Он напомнил, что изданию стукнуло 25 лет.
Секретарь СЖ России, председатель Союза журналистов Ставрополья Василий Балдицын рассказал, что союз принял решение основать краевую школу документального кино. Связь журналистики и кинодокументалистики очевидна. Под руководством известных режиссёров, сценаристов, операторов начинающие кинематографисты получат первые навыки работы в этом виде искусства, сделают свои дебютные ленты.
Будни форума для литераторов складывались из конференций, творческих встреч писателей с читателями, в том числе и с юными, общения мастеров с начинающими литераторами, из семинара литературного мастерства для литераторов и студентов (причём не только филологов) Северо-Кавказского федерального университета и презентаций "толстых" журналов и книг как приезжих, так и местных авторов. Потом ветви "Белой акации" распростёрлись над Кисловодском.
"Белая акация" позволила читателям увидеть авторов. Это очень способствует тому, чтобы услышать и понять друг друга. Многих она подтолкнула к тому, чтобы попробовать свои силы в документальном кино.
Геннадий ХАЗАНОВ, киновед
Теги: искусство , кинематограф , живопись , литература
Территория моей любви
Большая семья
Отец
Было такое понятие в XIX веке - человек с правилами. Это означало: до сих пор иду, а уж дальше - увольте. Можно во всеуслышание сказать: "Не пойду дальше", - и быть за это расстрелянным. А можно молча не пойти дальше и - остаться в живых... То есть можно добровольно встать на эшафот - такие люди у меня вызывают восхищение. И в то же время я не могу осуждать тех, кто сохранил себе жизнь, не декларируя свою точку зрения, но и не совершая зла. К таким людям принадлежал мой отец.
Это, кстати говоря, облегчает мою внутреннюю жизнь. То есть я избавлен от необходимости, насилуя себя, за что-либо его прощать. А прощать в любом случае я был бы вынужден. Ибо это было бы, конечно, правильно.
Мне посчастливилось унаследовать у отца его быструю реакцию на все проявления жизни. У нас один стиль юмора. Он хохотал, когда я что-то рассказывал, а я умирал со смеха, слушая его. Ещё похожи мы тем, что при природной лени, при страшном нежелании включаться в чужую жизнь всегда заставляешь себя встать на место человека, у которого проблема, идёшь и пытаешься помочь.
Со стороны могло казаться, что быть сыном Сергея Михалкова - молочные реки и кисельные берега. Но это приносило не одну лишь радость, но и огромные проблемы - те люди, которые не любили моего отца, но не могли до него дотянуться и сделать ему что-то дурное, вымещали свою "нелюбовь" на его детях.
В этом смысле мы с братом нахлебались... Но затем мы с отцом почти поменялись ролями. Если в детстве, отрочестве, юности мне доставалось из-за чьей-то ненависти к отцу, то затем уже ему стало доставаться из-за ненависти ко мне. Но весь этот надоедный шум, звон комариный его ничуть не волновал...
Были у меня в более зрелом возрасте и трудные разговоры с ним, и серьёзные споры.
В какие-то моменты помню отца неожиданно очень жёстким по отношению ко мне. Однажды мы ехали в машине на дачу. Шёл чемпионат мира по футболу, и я торопился к телевизору. И вдруг заспорили о том о сём. Я говорю: "Да ладно тебе, "...а у Тома, а у Тома ребятишки плачут дома". Пишешь всякую ерунду..." Он остановил машину и сказал: "Между прочим, то, что я пишу, кормит тебя, твоего брата и всю семью. Выйди из машины". И, глазом не моргнув, высадил меня и уехал. Я остался посреди дороги и пешком добирался, наверное, километров двенадцать. И, честно говоря, многое понял. Причём не испугался, что чего-то недополучу или меня накажут. Просто подумал, что это ведь чистая правда: какая тут может быть "вольная критика", если питаешься с руки того, кого ты осуждаешь? Или уходи из дома, или принимай всё как есть.
Отец никогда не давил на нас. И я должен сказать, что только теперь, вспоминая его, понимаю, что такое настоящий аристократ. Его невозмутимость, даже безропотность в приятии всевозможных проблем - принцип, по которому он жил сам и учил жить нас: "От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся". Приятие им всего, что происходит, как данности, и неучастие в том, в чём он не желает принимать участия, и та лёгкость и свобода, с которыми он говорил и делал то, что думает, даже сейчас изумляют и восхищают.
Никакого участия в выборе моей профессии отец не принимал... Он всегда держал ту дистанцию, которая позволяла нам с братом быть самостоятельными, и вмешивался только тогда, когда понимал, что это необходимо.
Он даже не знал, в какой именно из дней 1972-го меня забрали в армию и куда я попал (так что все сплетни о том, будто он пытался отмазать меня, звонил министру обороны, лишены малейшего основания). Только получив первое письмо, которое мне разрешили после принятия присяги написать, он с удивлением узнал, что я нахожусь на Тихом океане, на Камчатке.
Долгие годы мы с отцом жили в достаточной автономности друг от друга. Разговаривали по телефону, но виделись нечасто. Может быть, поэтому теперь, когда его уже нет, у меня отсутствует ощущение, что я его потерял... Он всё время со мной.
Когда отец скончался, его гроб на ночь установили в храме Христа Спасителя, монашенки по очереди читали Псалтирь... На другой день - во время отпевания - храм забит был до отказа, шли и шли люди проститься с отцом, - и не было ощущения ни тлена, ни смерти. Скорее наоборот - покоя и света... Конечно, нет больше человека, которому ты можешь сказать "папа", но это однажды приходится пережить всем. Нам ещё очень повезло, что он был с нами так долго.
Несколько лет назад (а кажется, совсем недавно), когда мы всей семьёй отмечали юбилей брата, папе кто-то позвонил, и он сказал: "Не могу разговаривать, тороплюсь на семидесятилетие сына". А семидесятилетний Андрон в это время сидел за праздничным столом и говорил кому-то: "Мы ждём, сейчас приедет отец..." Это огромная редкость и большое счастье.
О воспитании
Моя мама часто говорила: "Воспитывать надо, пока поперёк лежит, лёг вдоль - уже поздно!"
Поэтому надо водить детишек в церковь, в воскресную школу, читать им русские сказки. Тогда, подрастая, они будут ощущать себя частью великой Родины, её истории и культуры.
Так и воспитывается самое главное - национальный иммунитет. Если он с детства прививается, потом никакие "прыжки и гримасы" жизни не страшны. Ты всегда в минуты сомнения и неуверенности сможешь обратиться к тому бесценному опыту семьи, детства.