Который поэт непременно оставит в тетрадке.
Ты – женщина-осень, готовая вечно в полёт,
Забыв прихватить эти скромные строки в дорогу!
Ты вся – перводень, первоцвет, перволёд.
Ты лествица в небо – тропинка, ведущая к Богу.
Ты – женщина-небо! Пристанище стай лебедей,
Пославших призывно на землю печальные клики,
Неслышные уху спешащих куда-то людей.
Упавших под вечер на алый ковёр земляники!
Ты – женщина-воздух! И я, задыхаясь в пыли,
Не выдержав всуе удушье пронзительной муки,
Рубаху рвану, опрокинувшись ниц в ковыли,
Крестом распластав по земле непослушные руки!
БУДЕТ ОСЕНЬ
Было время соловьиной ночи.
Раз хотя бы в сумрачном году.
Юных листьев, облетевших почек,
Поцелуев робких на ходу.
Было время вьюги тополиной,
Бремя ускользающего дня.
Серп моста, нависший над стремниной,
Помнит, как ушла ты от меня...
Над строкой заветной замираю.
Реквием минувшему творю.
Только год опять несётся к маю,
А душа стремится к сентябрю.
В сердце, переполненном тоскою,
Птичий клин смыкается вдали –
Там, где за Непрядвою-рекою
Полегли от ветра ковыли.
ВРЕМЯ ВЫШЛО
Время – вышло. Хлопнув дверью, вышло
На пороге пальцем поманя.
Грустью глаз заворожённых – вишня,
Проводи в далёкий путь меня.
Ты прости, прощай – грядут морозы.
Вороньём на Русь слетелась мгла…
Далеки июньские стрекозы.
Яуза от стужи замерла.
Всё в былом и ничего не надо?
Память половицей не скрипит?
Низкая железная ограда.
В ожиданье сына мама спит.
А в стране, что залегла по пояс
В зимние холодные снега,
Ты живи, ничем не беспокоясь.
Лишь живи – и вся тут недолгá!
А МАМА УХОДИТ…
А мама уходит всё дальше и дальше.
Она поднимается выше и выше
Туда, где свирели играют без фальши
И райские яблоки ветер колышет.
Под утро – бесплотным туманом белёсым
Слетаются сны к моему изголовью.
В них мама платком кашемировым косы
Покрыла и смотрит на сына с любовью.
И тихо мурлычет забытая кошка.
И мордой седой прижимается к раме.
Нам кажется с ней – вот, осталось немножко,
Откроем окно – и отправимся к маме!
Крещенье в матёрых снегах принимая,
По месяцам-вёрстам шагаю упрямо
Навстречу беде окаянного мая,
В котором навеки останется мама.
И встав на колени, гляжу виновато,
Как тает свеча на очелье кануна.
И кажется, свет неземной от халата
Врачебного – бел, как надгробья парсуна.
А мать поднимается выше и выше,
И к звёздам уходит всё дальше и дальше…
И плачут дожди, выпадая на крыши.
И тянутся снéги в шопеновском марше.
Владимир ШЕМШУЧЕНКО
ТИШИНА
Пером и кистью по зиме
Позёмка пишет акварели.
Дрожат ресницы старой ели
И серебрятся в полутьме.
С зеленоглазою луной
Играет старый кот в гляделки.
Вживаюсь в роль ночной сиделки,
Поскольку сам себе – больной.
Пузатый чайник на плите
Сопит, вздыхает и бормочет,
Как будто мне напомнить хочет
О заоконной красоте.
«Звёздам нет счёта, бездне – дна» –
От белой зависти немею…
И всё же выдохнуть посмею:
Россия – это тишина.
* * *
Апрельское утро грачами озвучено.
Уходит в подлесок туман не спеша.
Ещё две недели – и скрипнет уключина,
И лодка пригладит вихры камыша.
Ещё две недели – и синяя Ладога
Натешится вволю, подмяв берега,
И в небе проклюнется первая радуга,
И рыба пойдёт нереститься в луга.
И ветер с Невы – аж до самого Таллина! –
Молву донесёт… А пока среди льдин,
Как спящая женщина, дышит проталина
С лиловым цветком на высокой груди.
* * *
…Придонные рыбы ленивы и сонны,
И спины их буры, и даже – черны,
Неведомы им ни нагонные волны,
Ни волны, рождённые взглядом луны.
Придонные люди разводят руками
И ропщут на жизнь, и поносят страну…
А я – со своими простыми стихами –
За память цепляюсь и в ней же тону.
А всё это – дождь, что свалился некстати
И съел за минуту весь снег во дворе…
И стал Петербург как линялая скатерть,
С которой меня вам не смыть, не стереть.