Выбрать главу

Творец всесильной рукой направляет ход истории так, чтобы однажды в небольшой стране нашли друг друга художник и поэтесса: «…и то­гда, по истечении тысячелетий, наконец исполнится предначертанное: любовь и творчество заполнят собой вселенную» . Это – правда влюблённого, а потому – кто посмеет спорить?

«S золотой рыбы» – несомненно, автобиографичное произведение. Прототипом главного героя стал сам Сергей Сулин, а прототипом золотоволосой поэтессы Олсе – его жена Олеся Рудягина, редактировавшая роман.

Иллюстрировал роман тоже сам автор, позволяя читателю заглянуть сразу в два творческих мира: в мир писателя и мир художника. Рисунки как бы вплетаются в повествование, становятся его частью, дополняют многоточия.

Беспроигрышная идея спасения рода человеческого через любовь и творчество утверждается посредством необычных образов, что делает роман «вкусным»: «Перезревшей красной ягодой солнце закатывается за горизонт. В тёмно-синей раковине неба перламутровой жемчужиной рождается Луна…»

Наверное, прав был старый учитель в романе, рассказавший притчу о художнике: мир имеет право на существование, пока хоть кто-то замечает его красоту.

В аннотации сказано: «Эта книга не о судьбе русского, родившегося в Молдавии, не о Чернобыльской катастрофе и её ликвидаторах, не о становлении художника в эпоху недоразвитого капитализма и не о происках потусторонних сил… Эта книга о любви и творчестве. О творчестве и любви». И к этому действительно трудно что-либо добавить.

Пятикнижие № 37

Пятикнижие № 37

Книжный ряд / Библиосфера

ПОЭЗИЯ

Ярослав Кауров. Жизнь души: Стихотворения. – Нижний Новгород: Издательство «Кириллица», 2014. – 44 с. – 2000 экз.

Врачи-писатели – это особая история для русской литературы. И вроде бы должны они смотреть на всё, что их окружает, чуть отстранённо, как на своих пациентов, чтобы не сойти с ума от чужой боли, но нет, не получается. В поэзии нельзя быть отстранённым, искусство вообще не прощает авторской холодности. Ярослав Кауров – и талантливый учёный, доктор медицинских наук, и прекрасный, очень светлый, интонационно тёплый поэт. Это поэтика восторга перед жизнью, доверия к её красоте и соразмерности, полного приятия всех её проявлений. И здесь речь идёт не о наивности, а о мудрости.

Лежу под яблоней. Жара...

А рядом паданцы горою.

И ароматная гора

Так гармонирует с жарою...

Природа для автора – поистине объект любования.

МЕМУАРЫ

Анна Вырубова. Воспоминания: переизд. – М.: Захаров, 2015. – 432 с.: ил. – 2000 экз.

Фрейлина императрицы Александры Фёдоровны, особа, приближённая к императору и его семье в прямом смысле, написала свои воспоминания практически по горячим следам октября 1917 года.

А рассказать ей было о чём – один Григорий Распутин с его беспрекословным влиянием на самодержца и его жену, на больного цесаревича может вызвать интерес читателя. Ещё в книге приведена переписка между Вырубовой и членами царской семьи, описан их быт и распорядок дня – оказывается, бездельниками они были только в пропагандистских брошюрах.

За свою верность императорскому дому Анна Вырубова подвергалась гонениям и со стороны Временного правительства, и от большевиков. Кроме того, не щадила её и клевета. Слухи и самые нелепые домыслы сопровождали Вырубову всю жизнь.

Книга не претендует на всесторонний анализ тех страшных времён – это просто взгляд человека из самой гущи событий, который ценен во многом именно своей документальностью.

БИОГРАФИЯ

Николай Коняев. Николай Рубцов. – М.: Молодая гвардия, 2015. – 395 с. – (Жизнь замечательных людей) – 3000 экз.

Второе издание книги, посвящённой одному из самых любимых народом поэтов, конечно, радует.

Тихая лирика Рубцова востребована даже сегодня – в век истерии, скорости и знаменитостей на час. Она заставляет остановиться, осмотреться, выдохнуть и оценить неброскую красоту родной земли.

Короткая бесприютная жизнь Рубцова, оборвавшаяся случайной смертью, и помимо стихов вызывает массу догадок, пересудов, домыслов и сплетен. Хотя, казалось бы, всё уже изучено исследователями – каждый день и чуть ли не каждый час поэта, череда событий, приведшая к трагедии, обдумана и оценена, – точка пока не поставлена.