И всё же иногда техническая форма доставки информации оказывается важна.
Отчего 30-е годы ХХ века были расцветом «вождистских режимов» (обобщаемых неточным термином «тоталитаризм»)? Какие СМИ существовали в те годы? Газеты и журналы? Но значительная часть тогдашних людей оставалась неграмотной. Телевидение? Оно было редчайшей и дорогой игрушкой. На первое место вышло радио, притом преимущественно не «приёмниковое», а «репродукторное» – волей-неволей пришлось слушать «глас вождей из тарелки». А когда распространилось телевидение, тут-то «вожди» сошли на нет: визуальность и вождизм неважно сочетаются. Зато телевидение поспособствовало «корпоративному олигархизму» всякого рода – понятно почему: телевидение не предполагает обратную связь со зрителями. Интернет, напротив, выстроен на сплошной интерактивности, то есть на обратной связи автора с его аудиторией.
Всем ясно, что когда говорится о «сетевой литературе», речь идёт не об электронных версиях бумажных литературных журналов. И даже не об исключительно сетевом проекте «Лиterrатура» (дай бог ему долгих лет жизни). А идёт речь о таких сайтах, как «Стихи.ру» и «Проза.ру», то есть о пространствах, где «сотни тысяч авторов» и «каждый автор – критик всем остальным». И речь эта всегда ведётся в одном аспекте…
Современная литература складывается из трёх частично пересекающихся полей. Первое поле – «массово-коммерческая литература»; это поле живёт по законам рыночной экономики, оно движимо издателями и торговыми агентами. Второе поле – так называемая высокая литература или толстожурнальная литература; оно находится внутри и поблизости литературных журналов; его активисты – журнальные руководители, а также критики и прочие эксперты. Третье же поле – «сетевая литература». Я бы сказал, что это «литературное Гуляй-поле»; у него нет хозяев, и управляется оно посредством самоорганизации. «Массовая литература» с «сетевой литературой» конфликтуют только из-за «проблем копирайта»; содержательно им делить нечего. Зато «высокой литературе» есть что содержательно делить с «сетевой».
Сейчас «высокая литература» переживает кризис, сопоставимый с «кризисом европейской аристократии» XVII–XVIII веков. Столетиями было заведено, что «аристократы – белая кость» и что они «вам, крестьянам-горожанам-неблагородиям слова не дадут, а ну брысь под лавку» (на абсолютистском этапе феодализма сие трансформировалось в «король – помазанник Божий», что не изменило местопребывания неблагородий). И вдруг крестьяне-горожане-неблагородия стали жить торговлей. Они не стремились задеть этим благородий намеренно; однако они вывели благородий за пределы экономики – в рыночных сделках нет «белой кости» и «помазанников Божьих». Короли и аристократы обиделись; и всё это породило грандиозный спор философов и публицистов XVII–XVIII вв. о личности, о её ценности, о взаимоотношениях личности с государством, об идеальной модели управления (явились мнения в диапазоне от Гоббса до Руссо).
Точно так же сайты «Стихи.ру» и «Проза.ру» с их «сотней тысяч писателей и критиков в одном флаконе» автоматически выводят за пределы литературного процесса главредов, грантодателей, распределителей премий, «живых классиков с безупречными репутациями», толкователей текстов, профессиональных интриганов, прочих насельников горделивой башни «высокой литературы». Подавляющая часть высказываний о «сетевой литературе» – жалобы этих насельников (или их автоматических трансляторов).
Что сказать? Кризис XVII–XVIII вв. не уничтожил аристократию совсем. В Англии лордов почитают; там даже королева имеется. А современная Франция – республика. Кризисы сохраняют всё сильное, но губят слабое, бездарное, изжившее себя. Вопрос легитимности тех или иных культурных форм – важнейший вопрос; он разрешается бескровно, но жёстко. Как обстоят дела с легитимностью у современной отечественной «высокой литературы»?
Она существует в двух вариантах – в варианте «толстых» журналов с советским прошлым» и в варианте «постсоветских альтернативных литературных проектов» (таких как «Воздух» и «НЛО»); так что мы имеем возможность услышать «два ответа на вызовы времени». Оба этих ответа недостаточно убедительны.