Выждав чуть более полугода, Симонов вновь обратился в ЦК. 16 апреля 1967 года он послал Демичеву личное письмо. В нём говорилось:
«Многоуважаемый Пётр Нилович!
29 октября прошлого года я обратился в ЦК КПСС с просьбой о помощи, в связи с тем, что цензура задержала публикацию моей книги «Сто суток войны» – 15 ноября прошлого года, в связи с этим обращением в ЦК КПСС, я был на приёме у Вас. Вы сообщили мне, что моя книга разослана для чтения и порекомендовали мне, как положено, терпеливо ждать решения вопроса о публикации моей книги.
Я выполнил Ваш совет и пять месяцев, никому, ни словом, не напоминал ни о себе, ни о своей книге.
Сегодня я улетаю на месяц на Дальний Восток, корреспондентом «Правды». Вернусь обратно накануне Съезда писателей – 16-го мая. К этому дню пройдёт как раз полгода со времени нашей встречи с Вами.
Я конечно не сижу сложа руки – работаю. Но когда лежит под запретом книга, на которую ушло три года жизни – работать не легко.
Хочу верить, что кто-то задумается над этим ко времени моего возвращения.
Уважающий Вас
Константин Симонов»
(РГАНИ, ф. 5, оп. 5, д. 56, л. 115).
Чуть позже своё письмо в ЦК направил также Твардовский. Но и эти обращения ничего не дали. К личному письму Симонова на имя Демичева зам. завотделом культуры ЦК Ю.Мелентьев 7 июля 1967 года приложил справку: «По вопросам, поднятым в письме, К.М. Симонов получил необходимые разъяснения в личной беседе в ЦК КПСС».
Другая отписка была дана на обращение Твардовского. Тот же Мелентьев и его коллега из отдела пропаганды ЦК Куприков 2 августа 1967 года доложили:
«А.Твардовский высказывает несогласие с решением Главлита СССР о задержке публикации записок К.Симонова «100 суток войны».
Главлит СССР (т. Охотников), Главное Политическое Управление СА и ВМФ СССР (т. Епишев) считают, что в представленном виде записки К.Симонова «100 суток войны» публиковать нецелесообразно, поскольку они необъективно и тенденциозно освещают начальный период Великой Отечественной войны.
С т. Симоновым состоялись беседы в Отделе культуры ЦК КПСС и в ЦК КПСС. В настоящее время писатель дорабатывает своё произведение с учётом высказанных замечаний.
Отделы ЦК КПСС не видят оснований для пересмотра решения Главлита СССР по поводу публикации записок К.Симонова в представленном виде.
А.Твардовскому об этом сообщено».
(РГАНИ, ф. 5, оп. 58, д. 29, л. 123).
Продолжая пробивать в печать свои военные записки, Симонов снял документальный фильм о разгроме немцев под Москвой. Однако начальство осталось недовольно и кинокартиной. 23 июня 1967 года Кондратович записал в свой дневник слова Твардовского по поводу запрещения симоновской ленты.
«А.Т.: – К.Симонов надеялся на то, что 22 июня покажут, наконец-то, его фильм о победе под Москвой. Не дали. А это могло быть тоже рубежом – и это Симонов не преувеличивает. Положение такое, что сам министр Романов уже «за». Министр понимает, что не пропусти фильм – потом, может, придётся отвечать. Но Гречко решительно против. Есть там такое место. Диктор говорит: «С каким воодушевлением шли бы они вперёд, если бы их вели герои гражданской войны...» И называются Тухачевский, Уборевич... Зачем, говорит, их портреты – не надо их. Давайте оставим их в тексте; хотя потом скажут, зачем они в тексте, – портретов ведь нет. Потом началась история с парадами. Майский парад есть. Суровый ноябрьский парад есть. Нужно показать и парад Победы. Помилуйте, возражают им, но ведь это фильм о разгроме немцев под Москвой! Всё равно надо. Тогда исхитрились, придумали: где-то там наплывом пусть появится парад. И тут стали считать: Жуков показан три раза. Ну, два ещё, куда ни шло, но три!.. А третий раз выходит как раз на параде. И на лошади, – на какой? – на белой! Совсем не годится. Хоть перекрашивай лошадь. Вот так и мучаются, до сих пор не могут выпустить картину, хотя на последнем просмотре Романов [тут речь идёт не о том Романове, который был начальником Главлита, а другом Романове, руководителе Госкино. – В.О. ] уже и прослезился. Я, говорит Симонову, заплакал. А я так думаю, что смотрел, думал о своей министерской доле – и прослезился».
Ради того, чтобы фильм всё-таки выпустили на экраны, Симонов потом согласился кое-что переснять. Но Твардовской это не одобрил. 7 августа 1967 года он сказал Кондратовичу:
«Симонов – человек практичный, но и он уже ничего не соображает. Говорил мне о своём фильме. Ещё раз переделал его. И уже министр плакал, – они плачут, но только думают при этом – зачем народу плакать. И фильм не пускают. Симонов сочинил телеграмму Брежневу обо всём этом. Я ему говорю: ну и что даст эта телеграмма? Брежнев, наверно, тоже плакал. Он запросил фильм? Ну и что? Ему, очевидно, докладывали утром в почте, вот он и поручил твоё дело кому-то, а тот ещё не видел, – и запросил твой фильм. Может быть, тоже поплачет. А дело не сдвинется».