Наверно, довелось и вам
пройтись аллеями ветшающими,
там, где от старости по швам
трещит музей Булата Шалвовича.
Воистину здесь был приют
советской верности и классики,
по вечерам гуляли тут,
а по ночам от страха квасили!..
Тиранов славили не зря,
слова на ложь и клятвы тратили
и предвещали втихаря
победу русской демократии.
Сбылись пророчества – и что?
Как бы смеясь над «генералами»,
водой времён, как в решето,
смывает судьбы легендарные.
Литературный шёл процесс
в Кремлём намеченном фарватере,
и не подозревали здесь,
что всех пошлют к едрёной матери.
Пришли иные времена –
победа оказалась пирровой:
литературная шпана
пенаты эти оккупировала…
* * *
Русь, ты вся поцелуй на морозе!
Велимир Хлебников
Расплескалась в снегах, чаруя, –
не тюрьма, так в решётках храм, –
вроде снежного поцелуя
приникая к моим губам…
Ты не создана для уюта,
а для скорби и похорон –
и раскручиваешь почему-то
офигительный лохотрон…
Где твои расписные бабы
и непьющие мужики?
Государственные масштабы
ломят рельсы и позвонки.
Ты, кряхтя, размыкаешь веки,
в домотканном своём гнезде,
ты уже в двадцать первом веке,
но ещё неизвестно где…
Ты рыдаешь среди пожара
на безжалостном сквозняке,
Председатель Земного Шара
отзывается вдалеке...
Сонм предательств твоих – бессонный!
Олигархи твои – на бис!
В Книгу Гиннесса не внесённый –
миллион заказных убийств.
Вы хотели всемирной славы,
а достались тлен да печаль,
и следы, что в снегах кровавы,
как помада от «Л ореаль»...
И в трагических тьмах эфира
снова царствует, как и встарь,
Лик Пресветлого Велимира
и бессмертный его словарь…
2005, 2015
ТРЕПЕТ
Ох, как время идёт, и всего не успеть,
хоть ты отроду крепок и прочен,
но всего не понять, не увидеть, не спеть,
даже если торопишься очень...
Осади, подожди – торопиться, глупец,
бесполезно сейчас и отныне,
всё равно не успеть за погоней сердец,
посреди принародной пустыни...
Не измерены судьбы, дрожа на весах,
умираем от водки и рака,
счастья нет на земле, Бога нет в небесах,
и однако, мой милый, однако...
Что-то есть в этой трепетной жизни, что вдруг
заставляет застыть до озноба,
то ли белые крылья стремительных вьюг,
то ли слово, что чище озона...
То ли точный размер и крепленье строфы,
этот горький отвар изумленья,
не отпустит вовек от зелёной травы
и от чистого звёздного пенья.
Эта боль и любовь, этот вой бытия,
этот щёлк, этот цокот и лепет,
это всё соловьиная песня твоя,
это пьяного времени трепет...
Это было всегда, это будет всегда
и вовек ни за что не убудет,
даже если тебя самого – не беда –
в этой жизни когда-то не будет.
Пусть когда-то прервётся великая связь
и умолкнет запретная лира,
но останется тайна, незримо виясь
в непостигнутом трепете мiра…
Три картины из книги экфрасисов*
«ОБНАЖЁННАЯ В ЗЕЛЁНЫХ ЧУЛКАХ»
Грачи прилетели
(Алексей САВРАСОВ)
Когда наконец отшумели метели,
очнулся с похмелья художник Саврасов:
– Грачи прилетели, грачи прилетели,
пора выколачивать блох из матрасов!..
О, бедный пейзаж Среднерусской равнины,
сквозят на ветру обнажённые ветки,
а души печальны, а души ревнивы
к тому, что бывает стремительно редко…
О, нищая роскошь весеннего взгляда:
грачи прилетели, а что ещё надо! –
лишь только б грачи прилетали на ощупь
в пустыню весенней берёзовой рощи…
Грачи прилетели, и сердце на деле
от счастья щемит до скончанья недели!
И милый пейзаж вдруг становится вечным,
прекрасным, родным и до боли сердечным.
Подсолнухи
(Винсент Ван Гог – 1)
Он чувствует себя, как Бог,
он выдул свой стакан абсента,
Гоген, наверное, не плох,
но он не превзошёл Винсента!
Окрест оптический обман,
и в этом он готов поклясться…
Он кистью, словно бы шаман,
мазки наносит на пространство.
Его «Подсолнухи» глядят
глазами, полными наива,
а нищенский его уклад