В двадцатилетнем возрасте Бурханеддин возвратился в Кайсери, и правитель страны Гияседдин Мухаммед вверил ему должность гази, он сменил на этом посту покойного отца. Гази Бурханеддин вскоре снискал всеобщее уважение.
В 1365 правитель был убит, трон занял его сын Алааддин Алибей, и Бурханеддин стал его визирем. Но в 1380 году ушёл из жизни и Алибей. Его сын Мухаммед Челеби был малолетним ребёнком, регентство вверялось визирю, бразды правления перешли в руки Гази Бурханеддина.
Гази Бурханеддин написал ряд стихотворений и на арабском, и на персидском языках, до нас дошёл лишь его «Диван» на тюркском языке, включающий в себя 1500 газелей, 20 рубаи, 119 туюгов, несколько муфредов; всего 17 000 строк. Этот «Диван» сохранился в Британском музее под номером 4126, был переписан в 1393 году (при жизни самого поэта), состоит из 608 страниц. Из-под пера Г. Бурханеддина вышли и научные работы на арабском языке – «Преимущество разъяснения», «Эликсир счастья и тайны радения».
Гази Ахмед Бурханеддин, писавший на тюркском языке, первый азербайджанский поэт, творческое наследие которого дошло до нас почти в полном объёме.
Газели
ТВОЯ МИЛОСТЬ
Бутон не смею я сравнить с улыбкой розовой твоей.
Так страстно я молю тебя, что умолкает соловей.
Все проявленья бытия – лишь милость зримая твоя,
Волна распущенных волос длинней отпущенных мне дней.
Уста – целительный бальзам, я сладость их изведал сам,
Я снова жажду к ним припасть, они всех сладостей ценней.
Отвергнет тот шербет и мёд, кто уст медвяность познает,
Рубины этих робких губ во много раз вина пьяней.
Кто станет локонов рабом, прельщённый нежным завитком,
Не сбросит до скончанья лет своих невольничьих цепей.
Нет слов таких, чтоб описать стон и божественную страсть,
Твой образ, трепетно живой, воображения сильней.
И если б сотни лет подряд я видел этот звёздный взгляд,
То все иное позабыл, ведь ты дороже жизни всей.
НЕ УСТАЮ ЛЮБИТЬ
Люблю тебя, о госпожа, не устаю любить.
Глаза – две утицы мои, вам в слёзном море плыть.
Китайский дивный идол мой, в тебе изъянов нет,
И с луком выгнутую бровь не смею я сравнить.
Узрит фиалка невзначай волну твоих кудрей,
И раболепно в тот же миг пойдёт тебе служить.
Когда б сумел, зрачки свои в Евфрат я превратил,
Чтобы ковчег моей любви до Шатта смог доплыть.
Шахиня, труден путь любви, но мною движет страсть
И я живу, но с каждым днём короче жизни нить.
ПРОСЬБА
Встречая солнце, средь ветвей запела утренняя птица,
Друг кравчий, мне вина налей – желаю жизнью насладиться!
Пусть недозволенному быть: я разрешу ей кровь пролить, –
Но на свиданье не идёт моя жестокая царица.
Все влюблены в неё вокруг, – влюблённых мучает недуг,
Стократно славлю я того, кто смог от чувства исцелиться.
Сердечный жар и слёз вода объединились навсегда, –
И ночь и день в её душе в одно смогли соединиться.
Уста к моим губам прижми, последний смертный вздох прими,
В молчанье ты постигнешь боль, что в глубине души таится.
Зови меня своим рабом, погибну в звании любом,
Но только разреши рабу с тобой на миг уединиться.
Я об единственном скажу: тебе я преданно служу, –
Раб уверяет госпожу, – своей он участью гордится.
Ты сокрушила сердце мне и слёзы льются в тишине,
Коль разбивается сосуд, то влаге суждено пролиться.
Румяных уст коснулся лал и огнецветно запылал,
А жемчуг зубы увидал и стал мерцанью их дивиться.
Твои глаза и рай и ад – они мне Судным днём грозят,
Увидя твой прекрасный стан – умерший к жизни возвратится.
Твой лик так солнечно цветёт, как будто утро настаёт,
Столь эти локоны черны – в них ночь беззвёздная таится.
Нанёс мне твой жестокий взгляд сто ран, они кровоточат,
Бальзамом слёз врачую боль, что нанесли твои ресницы.
С ТЕХ ПОР
С тех пор, как о твоих глазах молву я услыхал,
Я пьяным поутру вставал и пьяным засыпал.
В горючий высохший тростник я тело превратил