Выбрать главу

Но.

Невозможно отрицать, что были в этой его стремительной стрельбе по мишеням, как в биатлоне, исключительно точные попадания в цель. Причём такие, которые позволяли цели вскрыться как никогда и нигде. Обнажались внутренние пружины, выводилась на всеобщее обозрение действительная суть, и открывался вид в нежданную, порой нежеланную даль.

Например, его статья о Трифонове. Когда она явилась, один молодой человек, ныне известный профессор, печально произнёс: «Ну вот, ещё один хороший русский писатель уничтожен…» Уничтожен Трифонов, конечно, не был, но статья дала матрицу, модель для распознания «хороших русских писателей» самого широкого спектра. Вы можете приложить её к какому-нибудь установившемуся мэтру и вдруг разглядеть те же изумительные черты. Скажем, к изобретателю высокоинтеллектуального термина homo sovjeticus, распространённого вскоре в виде массово употребляемого «совка», а также целой армады соответственных сочинений, за что он был тут же произведён на Западе в великие мыслители. А затем, как ни в чём ни бывало, он перевёл себя в мыслители того же уровня и толка, только с поворотом на 180° «идейной широты». Справил, по замечанию одного оторопевшего наблюдателя, именины на Ивана и на Онуфрия. Выступление Кожинова позволило увидеть всю подобную деятельность, расплодившуюся в верхних слоях общества, как некую людскую модель, по которой удалось извернуть «развитой социализм» в недоразвитый когда-то капитализм. Неопровержимые свидетельства статьи Кожинова будут служить всякому желающему разобраться в проблеме ещё очень надолго.

Или его статья о Нобелевской премии в литературе. Как чётко распознал Кожинов стоящий за нею механизм поощрения и внедрения того, что должно содействовать интересам мировых денег! А за ней, разумеется, и в веренице свободно пересекающих у нас границы её дочерних филиалов – премий разных громких наименований. Сверхгиганты мирового художественного развития Толстой, Чехов, Горький, Блок, Есенин и т.д. её не удостоились. Зато отмечены, как на подбор, исключительно те, кто давал пусть самомалейшую возможность использовать их против новой исторической дороги, открытой нашей страной. Читатель, несомненно, увидит, как можно продолжить кожиновский перечень не только в отношении России. Крупнейший английский писатель второй половины ХХ века Грэм Грин, например, был «Нобелем» обойдён; зато в той же Англии получили его бесподобная поэтическая душа Уинстон Черчилль или автор скучнейших человеконенавистнических «притч», тут же навсегда забытых, Уильям Голдинг. Тенденция стала до грубости ясной. Статья Кожинова наложила на весь этот процесс творения международных триумфов неизгладимую печать.

Ещё, может быть, более глубокий пример – литературная судьба Бахтина. Кожинов, не кто-либо другой, заново открыл Бахтина, которого у него перехватили затем либералы. Они, надо сказать, имели на то основания. В теориях Бахтина содержалась возможность соскользнуть от единой истины в разлюбезный мировому разложению плюрализм, т.е. равноценность множественных правд. Проводникам готовившихся «реформ» необходимо было сокрушить ненавистную им «тоталитарность», т.е. жизнь в её целостном состоянии и миропонимании «тотальный» – значит, целостный, всеохватный. И для этого «диалог», незаметно уводящий от единого объективного центра (вокруг которого и ради которого ведётся любой диалог, как монолог и иные формы мысли), подходил как нельзя лучше – «научно». Вопрос снова выходил далеко за пределы литературы. И тогда Кожинов, увидев его расползание и обращение бахтинских теорий в отмычку для избавления от мысли, превращение логики в «диалогику» и т.п., вернулся, что нечасто с ним бывало, к поднятой им теме и восстановил плодотворную сторону идей Бахтина в их действительном значении. Эта выдающаяся работа, впервые опубликованная в ежегоднике ИМЛИ «Контекст» (1976), только набирает силу с течением времени.

Выступления такого рода составили неотменимый вклад Кожинова в движение общего дела. Каждый, кто интересуется его продолжением, может найти у него верные приметы дальнейшего пути. Вот почему хотелось бы видеть в печати не просто хронологически размещённые его «собрания», как у Д. Жукова и других литераторов сходного круга, а умело и кратко составленные сборники с необходимым справочным комментарием. Такие выступ­ления выводят нас далеко сквозь злобу текущего дня в предстоящие времена.