Кстати, идеология расового неравенства, распространявшаяся по свету с европейским колониализмом, была освящена теми самыми философами, превозносящими идеи либеральной справедливости и равенства для всех. Так, полагая, что рабство несовместимо с человеческим достоинством, и Кант, и Гегель считали его нормальным явлением для неевропейского населения земли. Гегелевская философия истории, рассортировавшая людей на «народы с историей» и без неё, стала важным философским оправданием колонизаторскому нашествию европейцев на «не-исторический» мир. Приписывая ему «варварский» статус, европейские учёные и интеллектуалы сконструировали идею «модернизации отсталых народов» – то есть разрушения их привычного жизненного уклада, уничтожения их веры и – если это необходимо для прогресса – уничтожения их самих.
Глубинный тоталитаризм прогрессивной идеологии Просвещения впервые был изобличён Максом Хоркхаймером и Теодором Адорно в их «Диалектике просвещения» ещё в 50-е годы прошлого века. Позже эта тема развивалась исследователями постколониализма и теоретиками так называемой радикальной демократии. Последние считают: современная демократия должна отличаться от прежних моделей отказом от «тирании большинства», то есть демократического тоталитаризма. Настоящая, «радикальная» демократия, по их представлениям, наступает, когда в управлении государством участвуют даже те маргинальные группы, которым доступ в клуб «большинства» при любых других обстоятельствах заказан.
Разумеется, идеи радикальной демократии принимаются далеко не всеми, но на сегодняшний день в западном политическом процессе они являются той нормативной планкой, с которой – хочешь ты того или нет – приходится считаться. Планка эта – новый горизонт демократического воображения – сформировалась в 80-е годы как реакция на появление новых социальных движений, не вписывающихся в рамки прежних «больших» теорий. И опять-таки этот новый горизонт радикальной демократической мысли появился как переосмысление глубинного тоталитаризма больших теорий (марксизм или либерализм – не суть важно), выросших из идеологии прогресса, освящённой Просвещением.
Какая связь между новыми демократическими веяниями в Европе и «либеральными» воинами Майдана? Проповедуя пресловутый культурный «монизм», настаивая на том, что «Украина едына» и отрицая право «других» на своё мнение и представительство в системе государственного управления, представляя этих «других» не-людями («колорады») либо недо-людьми («дауны»), апологеты Майдана демонстрируют ту самую европейскую колонизаторскую традицию с её преступлениями против «немытых варваров». Только на это раз в роли варваров выступают «ватно-совки» и «быдло-дауны» востока Украины. Имеет ли это колонизаторское мероприятие что-либо общее с демократией, к которой якобы стремился Майдан? Конечно, имеет. С теми её моделями, которые успешно сосуществовали с рабовладельчеством в США, французскими концлагерями в Алжире, с истязаниями ирландских сепаратистов в тюрьмах Британии и т.д. и т.п.
«Забудьте о Гегеле» – написал как-то аргентинский философ Эрнесто Лаклау, имея в виду несостоятельность теории прогресса. Однако современному человеку трудно представить, что никакого «прогресса» нет, а есть только мощнейшая идеологическая машина, с помощью которой подминаются все другие – «непрогрессивные» – формы организации человеческой жизни.
Как и в прежние времена, истребление «недочеловеков» проводится во имя самых высоких просвещенческих целей: равенства и свободы. В этом негативная диалектика Просвещения, в этом диалектика ненависти, рождающейся из самых радужных либеральных начинаний. Объяснять свирепую ненависть Майдана к «совковому Донбассу» только национализмом – уводить разговор от более серьёзных и глубинных причин ненависти, которой пронизан любой либеральный дискурс, хоть перестроечных, хоть майданных времён.
Идеология радикального национализма убога и мелочна по своей сути. Как заметил британский социолог Бенедикт Андерсон, «в отличие от большинства других -измов, национализм так и не породил собственных великих мыслителей: гоббсов, токвилей, марксов или веберов». Самое неприглядное, что есть в ультранационалистах, всегда на виду. Они крикливы и вызывающе балаганны. Шествия, факелы, речёвки, кольца в ушах, выбритые виски, теперь ещё и неделями нестираные балаклавы – все эти знаки до примитивности просты и не требуют глубоких философских осмыслений.