Самое неприятное случилось, когда произошел разгон на Майдане 30 ноября 2013 года. Мы сидели в это время в эфире, по-моему, в телепрограмме Шустера. Наши оппоненты начали стремительно уходить из студии, говоря «там детей убивают». Между тем никто никого не «убивал», разгон начался только через четыре часа. Они ожидали и, мне кажется, сами готовили этот силовой разгон «онижедетей». Яценюк, например, заранее увёз с площади дорогостоящее сценическое оборудование. Когда разгон всё же начался, все каналы ранним утром синхронно показывали это в прямом эфире. Большая часть западных посольств уже до семи-восьми часов утра сделала свои заявления.
Это была не ошибка власти, а предательство и провокация. Запустили схему, которая предопределила весь дальнейший ход событий. Инициаторам провокации стало понятно, что парламент не проголосует за евроинтеграцию, плюс начали возмущаться местные советы юго-востока Украины.
Мы тогда думали, что американцы дезориентированы, что они проморгали решение Януковича не подписывать ассоциацию. Однако очень быстро американцы перестроились, что называется, на марше. Протесты, которые позже перешли в боевые действия, были чётко организованы, управляемы. К тому же администрация президента имела двойных «агентов влияния» – ребята, которые сегодня в Оппозиционном блоке, тогда играли против Януковича.
– Имеется в виду глава администрации президента Сергей Лёвочкин?
– Да, и он в том числе. Мы же видим, кто сейчас остался во властных коридорах и у рычагов власти. Это была многоходовка, цель которой – финансовые рычаги, и сейчас на Украине идёт борьба за доступ к бюджету. Всё остальное – приложения и дополнительные инструменты.
– Когда стало понятно, что страна покатилась к гражданской войне?
– Детонатором послужил сам государственный переворот. 23 февраля 2014 года проголосовали за отмену «Закона об основах государственной языковой политики», который регламентировал функционирование русского языка на Украине. Это стало точкой невозврата. Деньги деньгами, но то, что зажмут русский язык, стало очевидно всем. И, по-моему, даже они сами испугались – зачем же мы это сделали?..
Но всё началось значительно раньше. Первые жертвы Майдана (армянин Нигоян и белорус Жизневский) не имеют к «Беркуту» никакого отношения, они были убиты в упор, картечью. Всё настолько стандартно, по базовой схеме цветных революций... Я тогда принимал участие в переговорах с разными боевыми сотнями Майдана. Меня попросили пойти в захваченное ими здание Киевсовета. До сих пор думаю: как я поддался на эту авантюру? Сейчас понятно, что меня готовили на роль «сакральной жертвы». Один, без охраны… Там, по идее, меня должны были затоптать. Тогда у власти появлялся повод для силового захвата Киевсовета...
– Ну а после переворота украинские националисты объявили на вас настоящую охоту. Как удалось скрыться?
– Можно сказать, случайно. Я вылетел за час до того, как Киев закрыли. Забрал ребёнка и жену, даже не успевал заехать домой забрать чемодан. Мы вылетели из Борисполя, из-за тумана час летали над Симферополем, но всё же приземлились. А вот самолёт, который ранее вылетел из Жулян и на котором я планировал лететь первоначально, вернулся обратно в Киев. А там уже – город закрыли, фотографии разыскиваемых, списки...
Накануне я сделал заявление, что отказываюсь работать в Верховном Совете с бандитами, преступниками и негодяями. Ну о чём может быть парламентский диалог, когда люди применяют оружие. Смысл парламентаризма был исчерпан.
В моём кабинете в Верховной раде депутаты из «Свободы» наложили мне на стол большую, извините, кучу и ждали, когда я наконец приду… В конце концов один из этих «коллег» в мой кабинет и заселился. Они сами потом стол чистили. Вот такой уровень «политической культуры»...
Когда начались события в Крыму, стало очевидно, что Украина распадается. После переворота руководители Партии регионов сделали несколько серьёзнейших ошибок. Нельзя было заходить в зал заседаний, нельзя было легитимизировать «временных исполняющих», «АТО», легитимизировать нового президента своим участием в выборах.
– Вас долго не было заметно в публичном пространстве после присоединения Крыма к России. С чем это было связано?
– Сначала у меня было очень много «долгов» по Украине. Приходилось содействовать друзьям, соратникам. Кого-то вытаскивать оттуда. Потом экспертная работа, которая помогала российской стороне понять, что происходит на Украине. Я мотался в Донбасс, в Москву в поисках тех, кто может обеспечить эффективную работу по Украине. Будучи гражданином России, я понимаю: нам с Украиной всё равно жить вместе – общая граница тысячи километров. Но задача, которую поставили американцы, – создание генетического врага России – выполняется. Очень опасная ситуация: мы получим озверевшего противника в лице украинских националистов. Я думаю, на этом фронте работы будет ещё очень много.