Вместо послесловия
И всё-таки только профессионализм директора, режиссёра, актёров, театрального портного и сапожника… композитора… балетмейстера… администратора… всех вместе, не самодеятельность и не дилетантизм, способны спасти наш театр. Не чиновники и даже самые разумные постановления. А мы сами!
По всему Ставрополю по ранней весне расцветают цветы. Много цветов. Город-сад. В театре от кабинета директора до фойе – цветы круглый год. За ними бережно ухаживают. Поливают, выращивают. Растят!
Овации чёрту и повесе
Овации чёрту и повесе
Искусство / Искусство / МИРОВАЯ ПРЕМЬЕРА
Лаврова Людмила
О том, что дело Дмитрия Бертмана, народного артиста России, художественного руководителя и основателя «Геликон-оперы», живёт и побеждает, знают не только в России, но и в Новом и Старом Свете, где Дмитрий Александрович поставил более 100 спектаклей. А теперь повезло и Финской национальной опере (Хельсинки), на сцене которой явилась миру его постановка редко идущей, дерзкой оперы Игоря Стравинского на либретто Уинстона Хью Одена и Честера Кальмана со «взрывоопасным» сюжетом, включающим в себя и элементы скабрёзности, и сделку с дьяволом, и жизнь публичного дома, и всё это – для правильных и строго воспитанных финнов. Нисколько не сомневаясь в искромётном таланте Дмитрия Бертмана, его режиссёрском умении разыгрывать и обыгрывать любые человеческие добродетели и пороки, а при постановках сказок – удивительном и волшебном свойстве самому становиться их частью, я всё же переживала за успех спектакля в Хельсинки. Мне казалось, что для сдержанной финской публики, которая, все как один, включая мужчин и детей, приходит в оперный театр в вечерней одежде и нарядных туфлях и церемонно общается друг с другом или прогуливается в фойе, наполняясь предвкушением действия, а в зрительном зале сидит наитишайше (падающие номерки и звонящие телефоны абсолютно невозможны, как и беседы с соседом во время спектакля), «Похождения повесы» (само содержание оперы) может стать, как бы точнее выразиться, психологической «сшибкой».
Итак, история с говорящими именами персонажей происходит в Англии в ХVIII веке. Некто Том Рейкуэлл (от английского rake – «повеса») хочет жениться на Энн Трулав (в переводе с английского true love – «истинная любовь»), но её отец, Мистер Трулав, против, так как Том не желает работать, а хочет лёгких денег. Появляется Ник Шэдоу (в переводе с английского shadow – «тень»), но по виду, как и по сути, совсем не тень, а «родной брат» Мефистофеля, и сообщает Тому, что он – слуга его умершего дядюшки, который оставил племяннику солидное наследство. Выразительная фамилия Ника может трактоваться не только так, что он как бы тень Тома, но и как тень, ложащаяся на судьбу и репутацию молодого человека. Ник убеждает Тома поехать в Лондон, чтобы получить наследство и заодно вкусить всех прелестей и сомнительных соблазнов столичного города. Себя же предлагает новому «хозяину» в качестве слуги, а плату за свою работу будет ждать через год и один день. В Лондоне Ник приводит «друга-провинциала» в публичный дом и знакомит с бандершей – Матушкой Гусыней. Здесь их встречает целая толпа проституток обоих полов. (В хельсинкской постановке – гениальная по своей художественной выразительности театральная картина: парики и грим, в том числе раскраска обнажённых частей тел артистов, костюмы, позы и пластическое решение – незабываемое «полотно», достойное кисти великих итальянских мастеров. Браво-брависсимо художнику по костюмам Эрике Турунен, сценографу Хартмуту Шёргхоферу, художнику по свету Томасу Хазе и хореографу-постановщику Эдвальду Смирнову.)
Том думает об Энн и хочет уйти, но в итоге остаётся. Устав от порочных наслаждений Лондона, он вспоминает Энн и свою жизнь в деревне. Но тут Ник убеждает его жениться на Бабе-Турчанке (женщине с бородой, которая даёт посмотреть на себя за деньги, выступая в цирке) и внушает ему, что эта женитьба, продемонстрировав пренебрежение традиционными вкусами, подарит ему счастье свободы. Том показывает свою жену приехавшей в Лондон Энн, которая, глянув на выбор любимого, в ужасе убегает. Баба-Турчанка до смерти надоела Тому, а тут Ник демонстрирует ему прибор, который якобы превращает в хлеб осколки тарелок, разбитых Бабой. Попытка производства хлебообразующей машины приводит Тома к разорению. Через год и один день Шэдоу требует у своего «господина» его душу в качестве платы за услуги. Расставаться со своей душой Том, разумеется, не хочет, тогда Ник даёт ему последний шанс: если он угадает три карты, которые вытащит из предложенной Ником колоды, то он спасён. Том, думая об Энн, в первой карте угадывает Даму червей (в английском языке она называется The Queen of Hearts, в буквальном переводе – Королева сердец), затем правильно называет вторую карту, в третьей тоже узнаёт Даму червей, и в небытие (у Бертмана – в грохоте и пламени) отправляется Ник, на прощание накладывая на «хозяина»-марионетку проклятье безумия.