– Да и ты не князь Соломон Аргутинский-Долгоруков. Ведь это в его доме скончался наш новонаречённый католикос Овсеп, так и не увидевший первопрестольного Эчмиадзина. Верно?..
– Да, он умер в Тифлисе, – сказал Микаел, – после купания в горячих источниках покойного грузинского царя.
– Думаешь, простудился? – спросил ювелир, слегка удивлённый компетентностью Микаела, и с уверенностью ашуга, направляющегося в меджлис, решил поставить на место юнца, дерзнувшего взять в руки саз. – Многие полагают, что так оно и было. Но что если это вдовствующая царица Дареджан тайком подсыпала ему яду в чай? А?..
Молчание Микаела было расценено ювелиром как признание молниеносно одержанной им победы, и он втайне ликовал: «Ну, что молчишь, умник? Говори же, дай поглядеть, как глубоки твои познания! Если мы тут на рынке золотишко продаём-покупаем, это ещё не значит, что нам всё до фонаря и что история идёт себе мимо и нас не касается».
– А?.. – снова с азартом поддел ювелир, приглашая к поединку, но не устоял перед соблазном окончательно повергнуть противника в прах. – Ведь мы обрели бы независимость, восстановили бы наше царство, а они-то уже отдались под власть России. И автором проекта нашего с Россией соглашения был именно он, архиепископ Овсеп… Первым нашим царём должен был стать граф Потёмкин. Неважно, что он русский, – зато царство армянское. Из трёх старинных гербов – орла царей Аршакуни, христианского агнца Божьего и двух львов Малой Армении – уже был составлен новый государственный герб. И разве зависть и злоба не могли добавить пару капель яда ему в чай? Не говоря уже о том, что из Санкт-Петербурга им, возможно, кто-то подмигивал…
– Подозрения были, – сказал Микаел, – но доказательств нет. Сказали: простыл. Был конец февраля, вода в царской купальне – чуть не кипяток, а на улице стужа.
– А разве кто-то исследовал чашку с чаем? Брал на анализ кровь католикоса?.. По свежим следам ещё можно было дознаться, отчего он умер, но ведь не скорбящей же царице Дареджан было этим заниматься и, уж конечно, не тому, кто подмигивал глазом из Санкт-Петербурга… А Нерсеса Аштаракеци интересовали совсем другие «следы». В день водосвятия отправился он в дом князя Соломона Аргутинского поздравить его с праздником и увидел у него на пальце епископский перстень с изумрудом, принадлежавший покойному католикосу. После взаимных приветствий он протянул руку в направлении висевшего на стене большого живописного портрета Овсепа и указал на перстень, сверкавший на пальце патриарха. «Почему кольцо Святейшего красуется на вашем пальце, князь, а не передано мне? – спросил Нерсес Аштаракеци. – При том, что наследником духовного предводителя нашего – упокой, Господи, его душу – являюсь я, как представитель первопрестольного Эчмиадзина, а вовсе не вы». Знакома тебе эта история, юноша?
– Знакома, – горько усмехнулся Микаел. – Я кончал семинарию.
– Где же твоя ряса, где борода?..
– Я лишён сана, – коротко ответил Микаел.
– О! – сочувственно вздохнул ювелир. – И на что же ты теперь живёшь? Ведь вы, служители божьи, другого ремесла не знаете… Хоть бы в дьячках остался – с крестин да похорон, с освящения домов какая-никакая копеечка набегала бы… Перстень твой хорош, только такие сейчас не в ходу. Женщины нынче дешёвую мишуру предпочитают. Не дадут тебе цены, а жаль: вещь-то бесценная…
– А я и не продаю, – соврал Микаел. – Просто оценить хотел…
«Позволь тебе не поверить», – сказал про себя ювелир, и сомнение нарисовалось у него на лице.
«Если бы я за этим пришёл, продал бы бумажку, что выпала из-за пазухи у прабабки, – сам веря в свою ложь, возразил, оправдываясь, Микаел. – Но ведь не продал же, верно?»
Чертёжик он и, правда, не продал. Так уж вышло, что его покупатель исчез так же внезапно, как появился. То ли за решётку попал, то ли на границе подстрелили – кто его знает!
Граница с Турцией, правда, закрыта, с этой стороны её сторожат русские пограничники, с другой – аскеры, однако факт остаётся фактом: есть люди, которые переходят с этой стороны на ту сторону или с той на эту. Однажды в кругу друзей, когда зашёл разговор о предках и об утраченных землях, он рассказал о конвертике, который хранила на груди прабабка, – и с тех пор не знал покоя. Через несколько дней после этого появился долговязый незнакомец с узким лбом и маленькими глазками и предложил ему на выбор два варианта сделки: «Если доверишься мне, – сказал он, – я поеду, найду ваше золото, и мы поделим его пополам. При таком раскладе ты совершенно справедливо можешь опасаться, что я обману. Если же мне не доверяешь, назови свою цену – и я тебе заплачу. В этом случае рискую уже я. Но не потому, что не верю тебе и твоей прабабке, – просто велика вероятность, что турки давно обнаружили ваш тайник». – «Ты что же, уже бывал по этому делу в тех местах?» – спросил Микаел, удивляясь тому, как такому верзиле удаётся незаметно переходить границу. «Несколько раз, – ответил незнакомец, – и ни разу не нашёл клада. Ямы находил, золото – нет. Всю нашу землю перерыли, нехристи!»…