Близнецам родную мать.
То туристу иностранному
Простодушно объяснят,
Как пройти к Святому Храму и
Съездить в Сергиев Посад.
То псалмы поют на инглише,
То бомжу дадут взаймы…
В остальном они такие же
Человеки, как и мы.
Осенний дым
Тени шикуют в заплатах,
Сброшенных березняком.
Рябь на речных перекатах
Тонко разглажена льдом.
Или дождём остограммен,
Или напуган снежком,
Дым с огородных окраин
Катится в лес кувырком.
То расклубится, то прянет
В рожу – аж слёзы из глаз!
В роще от запаха станет
Сумрачно-горько тотчас.
Дымом и город подкрашен.
Дремлет пожарный расчёт…
Долго живу во вчерашнем,
Позавчерашнем ещё,
Помню медовую горесть
Мягких объятий и губ,
Жесты прощания, то есть
Поезд на Санкт-Петербург.
Держит с ранимым наивом
Прошлое душу мою,
Будто сосну над обрывом,
На одиноком краю.
* * *
Осень оттепельна. Хлопья
Валом валят, не кружась.
Лес до самого Приобья
Перепончат и ушаст.
И река до подбородка
Натянула простыню,
Где прореха посерёдке
Превратилась в полынью.
Берега сошлись покато.
Ни на этот, ни на тот
Нам ещё спешить не надо.
Да и нас никто не ждёт.
Мы нашли себя на кромке
Светлой северной земли,
Наши сумерки в потёмки
Постепенно перешли.
В непроглядно снеговое
Благолепье на версту
Прячем шёпот поневоле
Да сапожек переступ…
И летим, не слыша даже,
Запелёнатые сном,
Как уходит время наше,
Исчезает подо льдом.
Золотое полено
И свистит, и поёт, и стреляет
Золотое полено в костре.
Кто его положил, верно знает,
Как угрюма тоска в ноябре.
И невольно мы повеселели,
Снова чай на троих кипятим.
Оживились замшелые ели,
Отгоняя назойливый дым.
А наутро беспомощно редким
Стал огонь на останках седых.
И не помним, а кто же был третьим
Среди нас, одиноких, двоих.
* * *
Следы на снегу превратились в подмётки,
Ажурно истлеют при выше нуля.
На лапах еловых клубкам без подсотки,
Комкам без подпитки морозной нельзя.
И тают без удержу. Встал муравейник
Медвежьим загривком, и мне как на грех,
Где тени легли вроде клавиш-ступенек,
Ведущих по просеке прямо и вверх,
Никак не пройти. Коренные сельчане –
Ворона с сорокой – повздорили вслух.
И снова крошенье, сверканье, журчанье,
И капли весёлой кротенький плюх.
Весна как весна, ни отнять ни прибавить.
Дороги болтливы, а вербы рябы,
Восторженна жизнь и болезненна память
Затерянной в юности первой любви –
Когда обнажённей тоска и привычней,
Возносят тебя над землёю крыла,
И грозы клубятся с упёртостью бычьей,
И ты бесшабашен – была не была.
Мятежен в неволе, на воле – в смущенье
Не в меру зажат и подчёркнуто сух…
А всюду шуршанье, журчанье, крошенье
И капли протяжной коротенький плюх.
Ворота в небе встали твёрдо
Ворота в небе встали твёрдо
Литература / Поэзия
Пискарева Татьяна
Теги: Современная поэзия
* * *
Родился Гоголь.
Нос его был мал.
И не было у Гоголя коляски.
Пока ему рассказывали сказки –
Он о ревизских сказках не писал.
Шинель была, как детское пальто:
две пуговицы, хлястик, сборки,
тепло и сухо,
будто обитаешь в норке,
но звать тебя никак,
и ты – никто.
Прошли года:
стал странен Странник-Гоголь.
…Нос вырос, обнаглел и вышел в чин.
Ужасным сквозняком
наполнились шинели.
И не мигая панночки глядели,
Как вишни созревают
в день один.
ПОРЯДОК СЛОВ
Порядок слов не может быть нарушен.
А буквосочетания
вливаются в распахнутые души,
в их очертания.
Как эти раковины створками своими
ловят звуки?
Зрачки без устали скользят
по Аз и Буки?
Зачем нам механизм такой, кто в нём «технарь»?
Кто выдумал слова,
тома,
букварь?
И почему в тот хитрый плен попасть готов
любой,