Чтоб саду вечно цвесть и вечно плодоносить,
Чтоб в гуще сада птицам вечно петь
И чтоб в наш сад не приходила Осень!..
Увы, всему на свете свой черёд,
Свой день и час всему на свете, всякой вещи.
Приходит, чуть пожив, уходит род...
И только смерть и перемены вечны.
Вот потому-то в сердце маята,
Вот отчего душа моя болит натужно,
Вот почему — всё тлен и суета,
Вот почему — мне ничего не нужно.
«Мне ничего не нужно!» — говорю.
А только б ясно видеть в просвет тучи узкий,
Как стая журавлей летит в зарю,
Уходит вдаль, курлыкая по-русски...
3 ноября 2007 года
ПРО ВОЙНУ
Чтобы взять винтовку,
Был я слишком мал,
Что война — воровка,
Я не понимал.
Что война-уродина
Крошкою свинца
Первым в нашем роде
Украдёт отца,
Я тогда не ведал
И не знал того,
Что лихая ведьма
Брата моего
Унесёт в могилу
Следом за отцом.
Вспоминать нет силы
Мамино лицо...
В мёрзлом Ленинграде
Ела лебеду,
Выжила в блокаде,
Одолев беду.
Стала вся седая —
Трое на руках...
Как смогла, не знаю,
Вырастила птах.
Был тогда я кроха.
Что я сделать мог?
Слышать пушек грохот,
Да снарядов вой.
Плакал и пугался,
Есть просил и ныл.
Был я ленинградцем,
Я в блокаде жил.
Не убит, не ранен,
Но болит во мне,
Ноет беспрестанно
Память о войне.
Дали б мне винтовку
Хоть и мал я был —
Я б войну-воровку
Всё равно убил.
ПРИСТАНЬ МОЯ ДЕРЕВЕНСКАЯ*
Там, где леса вековечные,
Там, где поля, как моря,
Где глухомань бесконечная,
Там — деревенька моя.
Нет большака в за сто вёрст вокруг,
Торной дороги зимой.
Коли беда навалилась вдруг,
Так и живи с той бедой.
Ни телефона, ни радио,
Ни электричества нет.
Люди, не знавшие радости,
Не повидавшие свет,
Словно растенья природные,
С лесом и полем сжились,
К рабской работе пригодные,
С верой в неладную жизнь.
Сплошь босота беспросветная
И нагота. Как христы,
Все в холщевину одетые,
Духом светлы и чисты.
Избы щепою покрытые
С горницей в два-три окна,
Рамы, слюдою залитые,
Изгородь из тальника.
Кедр у калитки развесистый,
Запах овчинный избы...
Пристань моя деревенская,
Я ничего не забыл.
* В глухой таёжной деревеньке Петушиха Маслянинского района Новосибирской области наша семья после эвакуации из Ленинграда жила до лета 1949 года.
ЗИМОЙ
День был худой и хлипкий. Моросило.
Сквозь тучи наземь падал мелкий снег,
И колким бисером его сносило
Холодным ветром вкось и в беспросвет.
Висели тучи на верхушках елей.
День угасал, и наступала ночь.
Я выбился из сил и плёлся еле,
А воз мой вяз, и сделать шаг — невмочь.
А ночь упала разом, словно беркут,
Накрыла мраком лес, хоть глаз коли.
Трещали от мороза сосны, кедры,
И волчий вой мне чудился вдали.
Я брёл, в снегу по пояс утопая,
Один среди беспролазной тайги...
Я сено вёз, от ужаса базлая
То песни, то мужичьи матюги.
А в перелесках будто бы светало,
Но ветер бил, и ухали сычи...
Я падал и лежал, и мне казалось,
Что засыпаю... дома... на печи...
«Вставай! Иди!» — я бормотал в дремоте.
О, как же тяжело вернуться в жизнь,
Когда нет сил и голоден до рвоты...
Но я взывал: «Не падай! Не ложись!»
Вставал и шёл, по нюху, по наитью
Определял движение своё.
И сена воз — победное событье! —
Мы отмечали плачем всей семьёй.
...Я был юнец — двенадцать лет отроду,
Один мужик у мамы и сестры.
И каждый день, погода — непогода,
Кормил скотину, разводил костры,
Колол дрова, работал в огороде...
Я делал всё как взрослый, как большой.
Так жили все. Война — для всех невзгода,
Одна беда и горе за душой.
4 января 2011 года
«МАТАНЯ»*
Это быль, а не театр...
День угас, а месяц ввысь.
На краю села девчата
На «матаню» собрались.
Все как есть — красавицы,
На кого ни погляди.
Некому понравиться —
Ванечка на всех один.
Распрекрасный тракторист,
На груди тальяночка,
Голосист и сердцем чист
Раскрасавец Ванечка.
Гармонист рулады льёт,
Кудрями у клавишей,
Сам — едва семнадцать лет —