«С точки зрения мира сего, – запишет в дневнике, – я из тех людей, каких называют несчастными. Но «сердце моё ларец, и положена в него радость». И Борис Викторович, характер-то поморский, на судьбу не ропщет. А заслуженное признание, хоть и несколько запоздалое, придёт-таки к Шергину с выходом книг «Океан – море русское» и «Запечатлённая слава», герои которых по-прежнему равняются на кодекс чести «северного русского народа» , сложившийся за время покорения Ледовитого моря-океана.
Жизнь свою Борис Шергин назвал «златой цепью» . Первое её звено – младенчество, последнее – старость. Концы этой цепи соединяются, получается вечность. При этом называет он их так условно: «Я говорю о переживаниях тех или других лет моей жизни, которые явились знаком, знаменьем, залогом. Истинная мудрость должна об этом знать, истинная философия должна об этом сказать. Только достойно надо конец-то жизни-кольца, из того же из чистого злата, каким было младенчество, ковать. А то и не соединятся концы-то для вечности-бесконечности».
Жизнь писателя Шергина ковалась достойно. Выпавшие на его долю испытания не ожесточили сердца. А творчество поднялось вдохновенным словом о радости. «В книгах моих, – признавался писатель, – нет «ума холодных наблюдений», редки «горестные заметы», скромному творчеству моему свойственно «сердечное веселье».
Поклонимся же «большим обычаем» – в пояс – в знак немалого к нему уважения…
Наталия ЛОГИНОВА
«Послушай! вспомни обо мне…»
«Послушай! вспомни обо мне…»
Литература / Литература / ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙ
Камышев Владимир
Музей-заповедник «Тарханы»
Теги: М.Ю. Лермонтов , юбилей , Тарханы
Друзьям Лермонтова с трудом удалось получить разрешение на погребение поэта
175 лет назад, 27 июля (15 июля по старому стилю) перестало биться сердце великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. О нём сказано и написано много. Его литературное наследие бесценно. Память о нём бережно хранят работники Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы», возглавляемые директором музея Т.М. Мельниковой. А что можем мы, ныне живущие? Мы можем только помнить.
Е сли мысленно перенестись на полтора с четвертью века назад, можно с удивлением наткнуться на сухое сообщение в газете «Одесский вестник»: «15 июля около 5 часов вечера разразилась ужасная буря с молнией и громом; в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался лечившийся в Пятигорске Михаил Юрьевич Лермонтов» . И всё!
Часовня и могила поэта в Тарханах. Гравюра, 1891 год
А между тем уже 17 июля 1841 года весь Пятигорск пришёл проститься с М.Ю. Лермонтовым. По воспоминаниям очевидцев, весть о гибели поэта была столь внезапной и произвела столь сильное впечатление, что толпы народа не отходили от его дома. Как свидетельствует декабрист Николай Лорер: «Представители всех полков, в которых Лермонтов волею или неволею служил в продолжение своей короткой жизни, нашлись, чтобы почтить последней почестью поэта и товарища. На плечах наших несли мы гроб из дому и донесли до уединённой могилы на покатости Машука. По закону священник отказывался было сопровождать останки поэта, но сдался, и всё совершено было со всеми обрядами христианскими и воинскими». Он тогда ещё не знал, что друзьям Лермонтова пришлось преодолеть немало трудностей, чтобы получить разрешение на православное погребение поэта. Согласно действующим законам погибший на дуэли считался самоубийцей и хоронить его по-христиански не разрешалось. Столыпин и Трубецкой долго упрашивали настоятеля Скорбященской церкви Пятигорска протоиерея Павла отслужить панихиду по Лермонтову. Об этом же просил священника и начальник пятигорского штаба, полковник Траскин. Но отец Павел колебался, а второй священник, иерей Василий Эрастов, и вовсе был категорически против. Тогда решили спросить, как быть, у коменданта города, полковника Ильяшенкова. Тот переправил запрос следственной комиссии и получил официальное разъяснение. Оно гласило: « Приключившаяся Лермонтову смерть не должна быть причтена к самоубийству, лишающему христианского погребения. Мы полагали бы возможным предать тело его земле, так точно, как в подобном случае камер-юнкер Александр Сергеевич Пушкин отпет был в церкви конюшен Императорского дворца в присутствии всего города ».