Д.С. Лихачёва это её нравственная составляющая как необходимое условие полноценного человеческого бытия. Вопрос о том, что такое культура, перерастает в вопрос, что делает (или не делает) культура, как она воздействует (или не воздействует) на личность.
В статье «Концептосфера русского языка» Лихачёв раскрыл особую роль национального языка, мир которого удерживает культуру как системную целостность, концентрирует культурные смыслы на всех уровнях бытия – от нации в целом до отдельной личности: «Одно из самых главных проявлений культуры – язык. Язык не просто средство коммуникации, но прежде всего творец , созидатель . Не только культура, но и весь мир берёт своё начало в Слове. <…> Слово, язык помогают нам видеть, замечать и понимать то, чего мы без него не увидели бы и не поняли, открывают человеку окружающий мир. Явление, которое не имеет названия, как бы отсутствует в мире. Мы можем его только угадывать с помощью других связанных с ним и уже названных явлений, но как нечто оригинальное, самобытное оно для человечества отсутствует. Отсюда ясно, какое огромное значение имеет для народа богатство языка, определяющее богатство «культурного осознания» мира».
Размышляя над первой фразой Евангелия от Иоанна «В начале было Слово», Д.С. Лихачёв неоднократно подчёркивал, что Слово в русской культуре – нечто большее, чем имя вещей. Это нечто, предваряющее саму действительность, это идея, определяющая её воплощение, Логос, который предшествует бытию, определяя все его реальные проявления.
Национальный язык, считал академик, не только средство общения или знаковая система передачи информации, он выступает «заместителем» русской культуры, формой концентрации её духовного богатства.
С течением времени труды академика Д.С. Лихачёва проявляют новые глубинные смыслы, по-новому высвечивается их значение для национальной самоидентификации россиян, понимания сути и величия России.
[1] Лихачев Д.С. Избранные труды по русской и мировой культуре / Д.С. Лихачев, авт. предисл. А.С. Запесоцкий. – 2-е изд., перераб. и доп. – СПб.: СПбГУП, 2015. – 540 c.
Книга о вечном споре
Книга о вечном споре
Книжный ряд / Библиосфера / Объектив
Баранов Юрий
Теги: Пётр Ткаченко , До разгрома и после него
Пётр Ткаченко. До разгрома и после него. Своевременные размышления о русской литературе и жизни. Литературно-критические повести. - М. ИПО «У Никитских ворот», 2016. - 624 с.
Блестящий публицист Пётр Ткаченко написал превосходную книгу. Его «литературно-критические повести» (жанр определён очень точно) охватывают огромное временнóе пространство: от «Слова о полку Игореве» до Юрия Кузнецова – естественно, с упором на XIX и XX века.
В середине объёмистого тома встречается ключевая «цитата» из М. Бакунина: «Революционер вступает в мир и живёт в нём только с верой в его полнейшее и скорейшее разрушение. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире». Естественно, у разрушителей всегда были оппоненты. Несовместимость, конфликтность этих двух групп в литературе и составляет основное содержание книги Петра Ткаченко. В ней очень подробно рассматривается противостояние многих видных фигур нашей словесности – Пушкина и Чаадаева, Гоголя и Белинского, Блока и декадентов, Рубцова и «эстрадников», Юрия Кузнецова и модернистов (названы, разумеется, не все).
Автор аргументированно показывает, что в средствах массовой информации и как следствие в представлении массового читателя революционеры-разрушители, опирающиеся на явную и скрытую поддержку Запада, занимали более видные позиции, чем традиционалисты; и началось это задолго до революции. Большая заслуга Ткаченко и в том, что он объективно разбирает аргументы тех и других, не боясь говорить нелицеприятные вещи о канонизированных «классиках», «гениях» и «лидерах», которыми нескольким поколениям русских читателей положено было только восхищаться; притом автор ничуть не отрицает их заслуг и талантов – он «просто» не боится менять масштабы. Так, он возражает против присвоения П. Чаадаеву «чина» первого русского философа и доказывает, что не был он философом и его эпатажные, уничижительные для России статьи («письма») никак не могут именоваться «философическими».
Очень подробно разбирает Ткаченко роль В. Белинского, в писаниях которого, пишет он, мы замечаем зачатки той революционно-демократической догматики, которая получит и вовсе упрощённое развитие в его последователях. В споре Белинского с Гоголем автор чётко показывает неубедительность аргументов «неистового Виссариона». Вот чем корил своего оппонента «великий демократ»: «Вы глубоко знаете Россию только как художник, а не как мыслящий человек, роль которого вы так неудачно приняли на себя в своей фантастической книге» . Набили оскомину уверения, что Белинский был властителем дум и уж, конечно, он со своими сторонниками – «революционными демократами» – относился к «лучшим людям эпохи». А Ткаченко приводит отнюдь не восторженные отзывы Пушкина, Гончарова, Блока, Розанова о «неистовом Виссарионе». И, что очень важно, показывает значимость критиков «не Белинского» крыла – Аполлона Григорьева, Валериана Майкова и других.