Душа наполнилась щемящей грустью. В это время с кладбища выбежал какой-то мальчик лет четырёх-пяти и, бросившись к собаке, заплакал жалобным голосом, растирая лицо маленькими ладошками, испачканными в жёлтой глине.
Я не признал этого мальчика.
Бабку Жантай мы похоронили в тот же день. Люди судачили, что у неё на лбу тоже была маленькая красная точка. Я не очень-то поверил этому – сами знаете, женщины любят присочинить.
Вечером приехал большой бульдозер и столкнул в кладбищенский овраг старухину избу под соломенной крышей. А на месте бывшего дома потом ещё долго копались мальчишки. Они ведь, известное дело, везде ищут клады. Золота они, конечно, не нашли, зато насобирали всякой всячины: обломок сабли, наконечники стрел, глиняные черепки, пожелтевшие листки бумаги. Говорили, что на этих листках были древние письмена, да и те полустёртые. Так что прочитать их было невозможно. И всё же учитель Хазят повёз одну из наиболее сохранившихся страниц в Казань. Очень большие учёные после долгих мучений смогли наконец прочитать несколько слов.
Там было написано: «Но Если…»
Перевела Гаухар Магдеева
По отцовским зарубкам на соснах…
По отцовским зарубкам на соснах…
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана
Теги: Поэзия Татарстана
Наиль Ишмухаметов
Поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1964 году в городе Магнитогорске. Окончил Магнитогорский горно-металлургический институт им. Г.И. Носова по специальности «инженер-электрик».
Лауреат Всероссийской литературной премии «Родная речь» (Воронеж, 2013), входит в лонг-лист премии «Золотой Дельвиг» (2012).
Стихи, рассказы и переводы печатались в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Москва», «Наш современник», «Юность», «Аврора», «Север», «Подъём» и др. Стихи переводились на татарский и украинский языки.
Член Союза писателей Республики Татарстан (2009). Автор поэтического сборника «В поисках Неба» (Таткнигоиздат, 2014). Живёт в Казани.
* * *
В руках – путеводная нить,
Можно удавку свить,
А можно дыру залатать,
Чтобы полночная тать,
Сестра патронажная смерть
Влезать и не думала сметь…
Но что дольче вита без этой дыры?
Неведомы ей остальные миры,
Ну кроме базаров и рюмочных,
И терпкости бабочек уличных…
И что есть душа, как не чёрна дырень,
Кидаешь в неё целый день всяку хрень,
А ночью…
В крючок изогнув след падучей звезды,
Находишь не кущи себе, но пруды,
Садишься и удишь златую Симург,
И ждёшь, самопальный рыбак-демиург,
Когда тебя в темечко клюнет…
Нить Ариадны крепка,
С удавкой не стоит пока
Спешить, и дырищу латать
Не стоит…
Летать, лишь летать,
Как вещая рыба Симург,
Поджёгши себя,
Посему:
Гореть нам, летать и гореть
Вчера и сегодня, и впредь.
* * *
Я достаю из широких штанин
Забытое: «Но пасаран!»
Из фото на паспорте серотонин
Сочится, ненужный, из ран,
Заросших, казалось бы, присно, навек,
Но снова колбасит страну,
Опять человека готов человек
К анчару послать, на войну,
И самое время опять рифмовать
С любовью солдатскую кровь…
Неужто до срока опять умирать
И падать бревном в братский ров?
Да хоть бы одно поколенье взрастить
Не знавших, где в ад этот дверь!
Похоже, мечту эту не воплотить,
Хомо хомини – зверь!
* * *
По заросшим слезами отцовским зарубкам на соснах
ты крадёшься наощупь, марая ладони тягучей живицей,
а тропинка юлит, натыкаясь на трубы артерий насосных,
иглокожим ужом норовит под циновку тумана забиться.
Сколько тропке в тумане ни виться, конец тривиально внезапен,
он всегда совпадает с началом подземных полётов… Должно быть,
где-то в точке последней росы, в предрассветном последнем ознобе
над тобой кольцевого затменья подсолнух покатит на запад.
Равнодушный холодный цветок унесёт победившие боли,
на земле оставляя земное – опавший послед – и не боле…
* * *
Тянут-потянут синицу за хвост из сини,
Клин журавлиный всадили в калёную клетку.
– Больно в неволе, погано в неволе? – спросили,
– Будет ещё нестерпимей,– сказали, – к лету,