Найденные собакой трюфели были признаны поваром кондиционными, то есть они относились к одной из девяти разновидностей, рекомендованных специалистами к употреблению. Из статьи о трюфелях в словаре Брокгауза и Эфрона я с удивлением узнала, что сей ценный гриб произрастал и в Подмосковье, по крайней мере на момент выхода энциклопедического творения в свет. Но отечественный клубень размножался по большей части под родными берёзками, а не под дубами, как то происходит во Франции и Италии.
Трюфельное меню нашего ланча состояло из нескольких блюд. Первая закуска (холодная) – паштет утиный с трюфелями. Вторая закуска (горячая) – les oeufs brouilles a la truffe, или попросту омлет с трюфелями. Основное блюдо – pasta с трюфелем. На выбор: или равиоли, или спагетти. А потом ещё и ризотто (недоваренный и очень специальный сорт риса) всё с тем же трюфелем. И завершился ланч ванильным мороженым с трюфельной крошкой. К счастью, идея добавки трюфеля в вино и кофе не получила распространения, так что еду мы запивали белым Gavi de Gavi, а маленькая чашечка espresso поставила точку в продолжительной трапезе.
Праздничный ужин обошёлся без изысканного афродизиака. Сей атрибут гастрономической dolce vita уж больно специфичен, и не все друзья выдержали трюфельный дневной марафон. Вечером на сцену вышел красавец артишок. Он хорошо был известен и в Древнем Египте, и в Древней Греции. Древний Рим баловался сердцем артишока, сваренным в воде или вине. Под именем «каршуф» его ещё в IV веке до н.э. выращивали арабы Средиземноморья. Они же и вернули овощ в средневековую Европу. В Тоскане артишок прижился и полюбился как простому народу, так и знати. Екатерина Медичи была большой его поклонницей и представила любимца французскому королевскому двору. С тех пор и французы вслед за тосканцами охотно пускают артишок в свой рацион. Шишкообразный плод можно отваривать, мариновать, запекать, добавлять в сыром виде в салаты. Мне он нравится и в запеканке, и в маринаде, а его отваренное в подсоленной воде сердце, приправленное соусом из оливкового масла и лимонного сока, – пальчики оближешь.
Прежде чем предаться очередному приступу чревоугодия, мы поднялись по внешней лестнице здания, освещённой факелами и горящими плошками, как до нас поступали гости предыдущих семи столетий. Отблески пламени придавали нашему шествию загадочность и торжественность. Подъём закончился перед массивными дверьми, как по мановению волшебной палочки распахнувшимися перед нами.
Мы вошли в гостиную, где вокруг полулежавшей на козетке мраморной дамы работы знаменитого скульптора Кановы ампир с классицизмом водили эклектический мебельный хоровод под аккомпанемент задумчивой арфы. Издаваемые инструментом звуки прекрасно гармонировали с экспозицией салона, тогда как мы – в современной одежде, хотя она была и по моде, и к лицу, – не очень-то вписывались в антураж. Мне даже показалось, что мраморная хозяйка салона, владевшая Ла Сувера во времена Наполеона I, неодобрительно поглядывает на нас. Казалось, ей не по душе наши туалеты, наши легкомысленные речи, громкий смех и активное потребление местного игристого вина. А возможно, она нам просто завидовала.
Пока она оставалась навечно прикованной к козетке, мы прекрасно проводили время в её владениях: прогуливались по дорожкам её парка, наслаждались в её церкви хитами итальянского тенорового репертуара, сладко спали в уютных покоях её замка. А теперь в её столовой нас ждал великолепный ужин при свечах, приправленный весёлыми шутками и занимательной беседой.
Предыдущие главы опубликованы в № 25–26, 27, 37, 39, 45, 47
Дороги
Дороги
Литература / Поэзия
Циникер Владимир
Непросто дотянуться до успеха,
Непросто к счастью отыскать ключи.
Из Вологды я в Керчь когда-то ехал,
Ты мне навстречу ехал из Керчи.
Дорога без конца и степь без края
Смирят гордыню и умерят спесь.
Мы небогаты, но не голодаем,
Довольствуемся тем, что в жизни есть.
Послал Бог нам с тобой всего немного: