К моей любви, в ладонь её упасть,
Чтоб ощутить устами, сердцем голым
Минувших дней немеркнущую страсть.
Друзья мои – ста скрипок голоса,
Небес моих высокое виденье, –
Для жгучих ран прохлада и роса
И горное вино для исцеленья.
Мои враги…
Я знаю, их примета –
Глаз, что глядит гнилой трясиной стыло.
Они любили птиц в зените лета
И вдохновенно рыли им могилы.
Созрело время.
Час тяжёл свинцово.
Мосты возврата сожжены уже.
Взмыв радугой, спускаюсь в книгу снова
По лезвиям подставленных ножей.
Перевод Р. Ольшевского
Риск
Я верю, я верю в риск,
в безумное счастье риска,
как верит в летящий диск
на играх метатель диска.
И бьётся в ладонях шар
надежды, как небо, белой.
До истины – детский шаг,
но самый большой и смелый.
Да будет всегда с тобой
удача, метатель диска!
Я верю, как верят в бой,
в жестокую мудрость риска.
Хиросима во мне
И опять я увижу её
этой ночью во сне,
полутень, полудевочку
с чертами японского облика.
И опять я увижу –
походкой, обычной для облака,
из меня она выйдет,
чтоб жить этой ночью
во сне.
Это часто бывает.
За нами поёт океан.
Мы спускаемся к берегу,
в белом песке утопая.
Там – вода,
изнутри озарённая,
цвета токая.
И лежит её Токио
там, где поёт океан.
К нам рассветы плывут,
как осколки цветного стекла.
Мы берём их и смотрим:
в них солнце,
как ягода, вкраплено.
Я её рассмешу!
Ведь ни разу не видела
Чаплина
та, с которой мы смотрим
в осколок цветного стекла.
Но моё пробуждение
будет жестоким,
как взрыв, –
мёртвым только во сне
к нам, живым,
приходить разрешается.
Полутень, полудевочка!
Всё на земле разрушается,
но с тобой
никогда
не покончит
ни слово, ни взрыв.
И свежа моя память,
И боль моя вечно свежа.
За черту эпицентра
походкой, обычной для облака,
полутень, полудевочка
с чертами японского облика
перешла и увидела –
боль моя вечно свежа!
Перевод Ю. Мориц
Заклинание на возвращение журавлей
Жура, братик – птица,
Журавушка – сестрица,
Дал я дождям дождиться,
Чтоб небу умыться,
Безгрешно лучиться
Невенчанной девицей.
Вот свод синевеет
Вина хмельнее…
Трава, истлевая,
Душа, изнывая,
Клонятся ниц –
Ждут светоносных птиц
Крыл взмахами тугими
Над душами нагими…
Жура, братик – птица,
Журавушка – сестрица,
Дитяти грудного
Во сне – к вам зовы,
(Дитя чуть поболее
Вас ждёт с тоской и болью!)
Дитя повзрослее
Тоской по вас болеет!
Лихоманка – болью отчаянья,
На уста печатью молчания.
И таится в землячках-девицах
Ожидания огневица,
И в блистанье лучей-косичек,
И в сосках их грудей девичьих.
Жура, братик – птица,
Журавушка – сестрица,
Мнится мне:
Звучит слышней
Голос журавлей,
Ножа острей –
Отсекающий с неба
Росу от снега.
Тогда я восстал,
Пишущим стал
Без чужой подсказки
Письма-сказки
С любовью, с добром,
Журавлиным пером, –
Послания – моления
О вашем возвращении.
Колядка твоего имени
Тебе родительское имя – Анна,
Ознобное и жгучее, как рана.
Потом, в лазурь небес вознесена,
Марией ты была наречена.
Свивальником тебе был неба шёлк,
На пелену цветущий луг пошёл,
А ствол берёзы доброй – мягок, бел –
Тесал топор тебе на колыбель.
Мир, осиянный взорами твоими,
Баюкал – пел твоё двойное имя.
Когда обвально рухнут ветры, Анна,
И эхо гонится протяжно и пространно,
И безмятежно разомкнёт уста
Огромность света, плавность, чистота.
Мария, звуков дивное кольцо,
Чеканенное златокузнецом,
Безбрежия лазури зоревые,
Мария, светоносная Мария…
Анна-Мария,
Книга сладости святая,
Прижав к груди,
Тебя устами я читаю.
Перевод В. Измайлова
Загон
Столбы покрепче в землю вбили,
загон ветвями оплели.
За ним дорога в клубах пыли
и степь широкая вдали.