задуманы в семечке льна…
В стихах Беличенко поражает содержательная краткость, отсутствие игрового ритма. Вот почему большая часть его стихотворений, особенно тех, где присутствуют историософские начала, всегда многозначна и никогда не многозначительна. Вот только две строфы из стихотворения «Соседка», где звучат шаги судьбы, личной и общей.
На войне ваши братья убиты.
Отодвинулись дочь и страна.
Но в канву коммунального быта
вся минувшая жизнь вплетена.
< … >
И, витая над вашими щами,
над обыденной прорвой забот,
молодыми поводит плечами
боевой восемнадцатый год.
Благородно и такое свойство поэзии Юрия Беличенко: в ней аскетически минималистское место занимает отношение к себе. И в этом качестве она как-то человечески мила.
О праве жить. О смертном рубеже.
Под гулкими весенними громами.
О юности, которой нет уже.
О подвигах. О доблести… О маме.
Особенно это ощущается в стихотворениях воспоминального тона, где жизненное воплощено строго и глубинно.
Выйдешь ночью – большая луна
за леса свои зарева прячет.
У вокзала гулянка хмельна
под советскую музыку плачет.
Задевая за кроны дерев,
ходят звёзды по вечному кругу.
И какой-то печальный припев
добавляется к каждому звуку.
Хотя Беличенко превосходный традиционалист, в его стихах живёт и нечто модерное, изысканное, редкостное. Даже в рисунке и колорите. Вот строки из стихотворения, которое является образно-стилистической вариацией знаменитой вещи Державина «Снигирь» (на смерть А.В. Суворова). Несмотря на такое соседство с великим поэтом русского прошлого, Юрий Беличенко достигает особой картинности и тончайшего настроения.
С утра морозно. Над домами
дымы стоят веретеном.
Снегирь в гусарском доломане
клюёт рябину за окном.
Поэт в небольшом стиховом пространстве с весьма малым словарём, без использования какой-либо образности даёт с редкой сдержанностью то, что мы обычно называем вечным. Сделать подобное невероятно трудно. Здесь и особая изобразительность, и особый ритм сохранены как нечто живое.
Линяли дюны на ветру.
Текли года. И сосны пели.
И выходили поутру
на древний промысел артели.
Сюжеты и положения большей части вещей Юрия Беличенко неожиданны и вместе с тем естественны. Вот как в стихотворении «По Шексне» – работе редкой чистоты и прозрачности.
Пароход от причала отстал.
А под утро, в четыре часа,
мокрый месяц купаться устал
и нырнул за ночные леса.
И опять колосились дожди
на коричнево-серой волне.
И высокий туман позади,
словно невод, побрёл по Шексне.
На этой, по слову Бунина, «энергической картинности» и остановимся.
Охотник за временем
Охотник за временем
Искусство / Искусство / Штрих-код
Колпаков Леонид
Художники объединения «Русский пожар» Геннадий Животов, Василий Проханов, Андрей Фефелов
Теги: Геннадий Животов , живопись , интервью , юбилей
Геннадий Животов – живописец, карикатурист и оптимист
Уверены – наши читатели, услышав это имя, вспомнят его замечательные работы – в частности, портрет молодого Михаила Шолохова на первой странице «ЛГ». Или разящую графическую сатиру в газете «Завтра». «Теперь у нас есть свой Домье!» – воскликнул кто-то из современников, увидев эти работы . Не так давно мастер отметил 70-летие.
– Геннадий Васильевич, известно, что вы из семьи фронтовика. В какой степени это определило вашу судьбу, повлияло на становление характера?
– Мы все 1946 года рождения – дети Победы. Отцы пришли с фронта, и все дворы наполнились детворой. Мы организовывались в отряды, с барабанным боем ходили строем, а на речку бегали совершенно свободно – это было счастливое детство. Я рос в городе Кемерово, в своём доме, где была корова, две свиньи, полно кур. Машина была, «Москвич», купленная отцом.
Отец мой был шофёром, работал на огромном бензовозе. В семье не было ни художников, ни литераторов, и лет до десяти у меня было обыкновенное детство. А потом мне довелось увидеть в журнале «Огонёк» картины передвижников, «Пруд» Левитана. С тех пор я стал бредить этим прудиком, хотя вокруг была сибирская природа, чистейшая река Томь, холмы с кедрачом. А я первым делом, как приехал в Москву, кинулся в Подмосковье в поисках этого ржавого болотца.