Выбрать главу
Дополнительные октавы к повести Домик в Коломне

(к III октаве)

Modo vir, modo femina [7]. У нас война! Красавцы молодые, Вы хрипуны…….. Сломали ль вы походы боевые? Видали ль в Персии Ширванский полк? Уж люди! Мелочь, старички кривые, А в деле всяк из них, что в стаде волк! Все с ревом так и лезут в бой кровавой: Ширванский полк могу сравнить с октавой. Поэты Юга, вымыслов отцы, Каких чудес с октавой не творили? Но мы ленивцы, робкие певцы, На мелочах мы рифму заморили, Могучие нам чужды образцы. Мы новых стран себе не покорили, И наших дней изнеженный поэт, Чуть смыслит свой уравнивать куплет! Но возвратиться все ж я не хочу К четырестопным ямбам, мере низкой… С гекзаметром… О, с ним я не шучу: Он мне не в мочь. А стих Александрийской? Уж не его ль себе я залучу? Извилистый, проворный, длинный, склизкий И с жалом даже — точная змея… Мне кажется, что с ним управлюсь я. Он вынянчен был мамкою не дурой: За ним смотрел степенный Буало, Шагал он чинно, стянут был цезурой: Но пудреной пиитике на зло Растрепан он свободною цензурой, Учение не в прок ему пошло, Hugoс товарищи, друзья натуры, Его гулять пустили без цезуры. О, что б сказал поэт законодатель, Гроза несчастных мелких рифмачей! И ты Расин, бессмертный подражатель Певец влюбленных женщин и царей! И ты Вольтер, философ и ругатель, И ты Делиль — Паранасский муравей. Что б вы сказали, сей соблазн увидя! Наш век обидел вас — ваш стих обидя! У нас его недавно стали знать. Кто первый? можете у Телеграфа Спросить и хорошенько все узнать. Он годен, говорят, для эпиграфа, Да можно им порою украшать Гробницы или мрамор кенотафа; До наших мод, благодаря судьбе, Мне дела нет: беру его себе!

(К октаве VIII)

И там себе мы возимся в грязи, Торгуемся, бранимся так, что любо, Кто в одиночку, кто с другим в связи, Кто просто врет, кто врет сугубо… Но Муза никому здесь не грози — Не то, тебя прижмут довольно грубо, И вместо лестной общей похвалы Поставят в угол Северной Пчелы! Иль наглою, безнравственной, мишурной. Тебя в Москве журналы прозовут Или Газетою Литературной Ты будешь призвана на барский суд. Ведь нынче время споров, брани бурной, Друг на друга словесники идут, Друг друга режут и друг друга губят… И хором про свои победы трубят! Блажен, кто издали глядит на всех, И рот зажав, смеется то над теми, То над другими. Верх земных утех Из-за угла смеяться надо всеми! Но сам в толпу не суйся… или смех Плохой уж выйдет: шутками однеми, Тебя, как шапками, и враг и друг. Соединясь, все закидают вдруг. Тогда давай бог ноги. Потому-то Здесь имя подписать я не хочу. Порой я стих повертываю круто, Все ж видно — не впервой я им верчу! А как давно? Того и не скажу-то. На критиков я еду, не свищу, Как древний богатырь — а как наеду… Что ж? Поклонюсь и приглашу к обеду. Покаместь можете принять меня За старого, обстреленного волка, Или за молодого воробья, За новичка, в котором мало толка. У вас в шкапу, быть может, мне, друзья, Отведена особенная полка, А, может быть, впервой хочу послать Свою тетрадку в мокрую печать. Ах, если бы меня, под легкой маской, Никто в толпе забавной не узнал! Когда бы за меня своей указкой, Другого строгий критик пощелкал! Уж то-то б неожиданной развязкой Я все журналы после взволновал! Но полно, будет ли такой мне праздник? Нас мало. Не укроется проказник! А вероятно, не заметят нас. Меня с октавами моими купно. Однако ж нам пора. Ведь я рассказ Готовил; — а шучу довольно крупно И ждать напрасно заставляю вас. Язык мой, враг мой: все ему доступно, Он обо всем болтать себе привык. Фригийский раб, на рынке взяв язык, Сварил его (у г-на Копа Коптят его). Езоп его потом Принес на стол… Опять, зачем Езопа Я вплел с его вареным языком В мои стихи? Что вся прочла Европа, Нет нужды вновь беседовать о том. На силу-то, рифмач я безрассудной, Отделался от сей октавы трудной! — Усядься муза…
Монолог пьяного мужичка
Сват Иван, как пить мы станем, Непременно уж помянем Трех Матрен, Луку с Петром, Да Пахомовну потом. Мы живали с ними дружно: Уж как хочешь — будь что будь — Этих надо помянуть, Помянуть нам этих нужно. Поминать так поминать, Начинать так начинать, Лить так лить, разлив разливом. Начинай же, сват, пора! Трех Матрен, Луку с Петром Мы помянем пивом, А Пахомовну потом Пирогами, да вином, Да еще ее помянем — Сказки сказывать мы станем Мастерица ведь была! И откуда что брала? А куда разумны шутки, Приговорки, прибаутки. Небылицы, былины Православной старины?.. Слушать — так душе отрадно: Кто придумал их так складно? И не пил бы, и не ел, Все бы слушал да глядел. Стариков когда-нибудь (Жаль, теперь нам недосужно) Надо будет помянуть. Помянуть и этих нужно… Слушай, сват: начну первой, Сказка будет за тобой…

Наконец, вот еще превосходный отрывок в классическом роде, относящийся к поэту Петрову, уже в преклонной старости написавшему известную оду адмиралу Н. С. Мордвинову…

Под хладом старости угрюмо угасал Единый из седых орлов Екатерины, В крылах отяжелев, он небо забывал И Пинда острые вершины.
В то время ты вставал: твой луч его согрел; Он поднял к небесам и крылья и зеницы — И с шумной радостью взыграл и полетел, Во сретенье твоей денницы.
Мордвинов! не вотще Петров тебя любил; Тобой гордится он и на брегах Коцита, Ты Лиру оправдал: ты ввек не изменил Надеждам вещего Пиита…

Не смеем ничего прибавлять в похвалу этому стихотворению, особенно первым двум строфам его, картинность и величественность которых поразительны. За одно это стихотворение, если б г. Анненков не нашел ничего более нового в бумагах Пушкина, — он уже заслуживал бы глубокой благодарности всей читающей публики. Но мы уже отчасти видели, что поиски г. Анненкова принесли обильные плоды, обогатив русскую литературу несколькими превосходными стихотворениями и дав г. Анненкову материалы к воссозданию личности великого русского поэта, что яснее увидим в следующей главе.

Статья вторая

Предыдущая наша статья имела целью познакомить читателей с планом и достоинствами нового издания творений Пушкина, показать, как много новых и чрезвычайно важных данных заключается в «Материалах» для его биографии, с достосовестною неутомимостью собранных г. Анненковым, как внимательно и проницательно г. Анненков старался объяснить нам личность великого нашего поэта, как основательно и осмотрительно он разгадывает черты его характера. Потому первая наша статья преимущественно состояла из выписок и извлечений; мы почти ничего не прибавляли от себя к рассказам и соображениям г. Анненкова, стараясь только дать по возможности точное понятие об отличительных качествах нового издания и прекрасной биографии, к нему приложенной. Теперь, исполнив одну часть нашей обязанности, мы можем заняться исполнением другой и представить некоторые мысли и применения, к которым подают повод собранные в «Материалах» факты относительно истории развития произведений Пушкина, относительно процесса их постепенного созидания и обработки.

вернуться

7

То муж, то женщина (лат.)