Он так ничего и не сказал. Собрал шахматы, снес их в инвентарный сарай, где они всегда хранились, и направился домой. Теперь, когда Егорушка не был рядом, Володя видел, как много было у него возможностей начать откровенный разговор с товарищем. В который раз осуждал он себя за свою нерешительность и не первый раз думал о том, что не сегодня-завтра он обязательно поговорит с Копыловым. И вдруг Володя увидел перед собой Оленьку. Она стояла у калитки своего дома и, видимо, кого-то ожидала. Володя хотел пройти мимо, но остановился и неожиданно для себя спросил:
— Ты кого ждешь?
— Анну Степановну. Я теперь у нее в звене работаю.
— А помнишь, ноты обещала показать?
— Помню, — обрадованно подтвердила Оленька. — И знаешь, я обязательно вечером зайду к тебе. Хорошо?
— Обязательно! — восторженно ответил Володя. А он-то готовился к решительному разговору с Егором. Теперь отступать нельзя!
Оленька увидела Анну Степановну и поспешила к ней навстречу. Но, прежде чем она успела спросить, куда они пойдут на работу, Анна Степановна вошла в калитку и сказала стоящей на крыльце Анисье:
— А я Ольгу в полевой стан хочу взять. Пусть посмотрит степь, увидит, как канал роют, хлеб убирают.
— Павел обещал прокатить, да всё некогда ему. Только смотри, Анна, чтобы шофер машину шибко не гнал.
Она провожала Оленьку взволнованная, словно никогда даже на день не расставалась с ней.
— Близко к канавам не подходи. И от солнца берегись.
Чудная мама! Чего бояться? Ведь не одна она, а с Анной Степановной.
Оленька и раньше видела степь из окна вагона, из Шереметевки. Но она не ощущала ее так близко, как сейчас, когда Анна Степановна остановила машину на развилке грейдерных дорог, и они пешком пошли в полевой стан. Оленька подбежала к одиноко растущему у дороги подсолнуху, прижалась щекой к золотистому венчику и взглянула в сизую степную даль. В ладожских лесах, рядом с высоченными соснами она не чувствовала себя такой маленькой, затерявшейся, как здесь, в степи, где высоким было лишь голубое небо. Всё терялось в просторах степи, — даже самые огромные массивы хлебов, кукурузы и подсолнечника. Она была так бесконечна, что вдали сливалась с воздухом, а воздух вставал над ней туманной непроницаемой завесой.
Неожиданно из-за косяка еще неубранной пшеницы к небу поднялась высокая лестница. Это была стрела экскаватора, работавшего на трассе канала, и Оленька подумала: «Похоже, словно лезут за водой на небо». А потом, когда они подошли ближе к трассе, Оленька увидела бульдозеры, которые громоздили насыпи и создавали русло канала. И она невольно вспомнила канал, что был на школьном участке. Он показался ей таким маленьким, таким игрушечным, словно там, на школьном поле была страна лилипутов, а здесь, в степи шагали великаны.
С трассы канала они направились в полевой стан. Издали Оленька увидела крытый камышом навес, а вокруг золотистую от зерна поляну. Это был обычный ток. Но на току не молотили, как в Ладоге, а только очищали зерно. Сюда от комбайнов то и дело подъезжали груженные зерном бестарки, а с другой стороны тока очищенное зерно грузили в автомашины, которые тут же уходили в Шереметевку. Оленька еще в Ладоге заметила, что, как только в поле приезжают посторонние, сразу вокруг них собирается добрый десяток людей. По детскому своему разумению, она как-то даже предложила бабушке Савельевне таким образом выявить у полеводов излишнюю рабочую силу, за что бабушка ее поцеловала, назвала умницей, но почему-то совета не приняла. И ее с Анной Степановной окружили люди. Всем хотелось поглядеть на нее, Ольгу, дочь Анисьи: чудно, была потеряна и через столько лет нашлась!
Анна Степановна запрягла в бестарку пару вороных лошадей, посадила рядом Оленьку и погнала в поле. Они подъехали к остановившемуся комбайну, и из бункера в подводу золотым потоком посыпалась пшеница. Когда ехали обратно к току, Оленька завладела вожжами, и Анна Степановна могла убедиться, что девочка умеет управлять конями не хуже, чем она.
— И к комбайну сама подъедешь?
— Подъеду…
Анна Степановна ушла работать к сортировке, а Оленька принимала из комбайна и доставляла на ток зерно. Вскоре она приноровилась делать это так, что, едва комбайн останавливался, она уже тут как тут — подгоняла к нему своих вороных.