— Подай свой дневник. — Она села к столу и написала: «Поведение — 4». — В следующий раз будешь слушать звонки.
После школы Егорушка поспешил домой. Ему надо было срочно увидеть отца или мать. Сколько трудодней заработала Дегтярева в овощном звене? Дома никого не было, и он имел полную возможность наедине возмущаться несправедливостью Алексея Константиновича. Да ведь у Дегтяревой в лучшем случае тридцать трудодней! У Кольки Камыша и то, наверное, не меньше. Егорушка подумал о себе. Алексей Константинович не хочет, чтобы он был старостой, и не надо. Но допустить, чтобы старостой была Дегтярева, он тоже не мог. Он твердо решил бороться до конца за правду, а пока, в ожидании отца или матери, залез в шкаф, достал оттуда селедку и хлеб, потом принес из кладовки арбуз и всё это стал уплетать за обе щеки, вспомнив, как однажды отец говорил, что питание как в обороне, так и в наступлении — великое дело. В разгар своей трапезы он оставил арбуз и многозначительно присвистнул. А ведь в классе произошло нешуточное дело! Может быть, скажут — пустяки это? Нет, не пустяки — политика! И побежал на улицу.
Никогда Егорушка не задумывался над тем, что такое политика. В его представлении это было лишь слово, имеющее отношение к газете, к докладу о международном положении, ну и еще оно означало какую-нибудь хитрость, к которой прибегал кто-нибудь из ребят, когда хотел в чем-нибудь словчить. Тогда он сам говорил такому ловкачу: «Ты брось эту политику». Но тут это слово раскрылось вдруг перед ним во всей своей глубине. В назначении Дегтяревой он вдруг увидел страшную угрозу опытному участку, всей юннатовской работе, а значит, и орошению степей. Ему казалось, что неосмотрительное решение Алексея Константиновича обязательно подорвет в людях веру в великое дело. Егорушке хотелось поделиться с кем-нибудь своим открытием. Но с кем? С Володькой Белогоновым? Володька больше не друг ему. Пойти к Зойке? Разве она поймет, что такое политика? А не пойти ли к Петяю? Изобретатель отчаянной счетверенной езды на велосипеде, безусловно, если и не всё поймет, то во всем поддержит его.
Егорушка был старше Петяя чуть ли не на пять лет. Но, несмотря на такую разницу, Петяй считал себя другом Егорушки. Юннатовский староста часто поверял ему секреты, нередко с ним советовался и серьезно обсуждал волнующие его вопросы. Он оказывал Петяю всяческое покровительство. Это было известно во всех младших классах и заставляло даже самых отъявленных забияк быть весьма осторожными с Егоркиным другом. И самым удивительным в этой дружбе было то, что первым пошел на нее Егорушка.
Это произошло в тот день, когда однажды зимой Егорушка катался на коньках и залетел в прорубь. Мокрый, весь обледеневший, он поднимался по речному берегу и вдруг увидел, что его догоняет какой-то малыш. После он узнал, что малыша зовут Петяем и живет он с дедом Мироном. А тогда мальчонка потащил его в низенькую хату на берегу реки, там сразу же затопил чугунку, достал из сундука чьи-то огромные шаровары и бурки, и через час Егорка, как ни в чем не бывало, уже весело болтал со своим новым маленьким другом. Петяй рассказывал гостю всякие истории про повадки лошадей, про нравы всяких степных зверей и птиц. Волк, он ведь боится человека, а вот где человек селится, туда и волк за ним тянется, чует поживу. Только он не нападает на стадо близко от своего логова. Хитрющий, с соседом боится задираться. А какие норы у сусликов! Вот интересно! Два выхода, отдельная кладовка для хлеба, спальня, даже есть куда до ветру ходить. А вот еще интересно, как кони с волками дрались!
Егорушка слушал, забыв, что он только что пережил ледяное купание в проруби и что Петяй намного младше его. Правда, через некоторое время выяснилось, что Петяй лишь пересказывал слышанное им от деда Мирона, но маленький Петяй остался для Егорушки знатоком многих вещей, которые ему не были известны. К тому же Петяй познакомил Егорушку с дедом Мироном. Так возникла дружба, в которой Егорушка чувствовал себя то старшим и опекающим Петяя, то младшим, опекаемым дедом Мироном.
Петяй сидел на крыльце и стругал кухонным ножом какую-то дощечку. Егорушка подсел к нему и сказал:
— Слыхал, у нас в седьмом какое дело получилось?
— Изобрели что-нибудь?
— Да ты понимаешь, что значит политика? — спросил Егорушка.
— Слыхать слыхал, — откровенно признался Петяй, — а чтобы разобраться, — времени не было. Сам знаешь, я велосипед такой изобретаю, чтобы по снегу ездил… Велолыжи! Понимаешь?
Егорушка поднялся и разочарованно сказал:
— Пойти, что ли, к деду Мирону?
Дед Мирон сидел на низеньком сапожничьем табурете с шилом в руке и с зажатым между коленями сапогом. Старик, как всегда, работал в очках, и они едва держались у него на самом кончике носа. Так удобней было смотреть за дратвой и вколачивать гвозди в подметку.