Поглядите только, как человек должен держать язык за зубами!
И тут Иоганн Штраус рассказал всю правду и показал пионерский значок с красным пламенем. Эдуард Байер долго разглядывал значок и даже пристегнул его к себе на грудь. Потом он вернул его Иоганну Штраусу и сказал:
— С этого дня ты будешь называть меня товарищ..
— Как же так — товарищ? — спросил Иоганн Штраус. Но быстро понял, что это значит, и сказал: — Товарищ Байер, пожалуйста, попробуйте шоколад. Поешьте шоколаду, и всё будет в порядке. Смотрите-ка, на нем нарисована корова с колокольчиком и синие горы. Ну, товарищ Байер, я вас очень прошу, будьте так добры.
В это время кто-то позвонил. Это был почтальон Грейф. Он ничего не принес, зашел так, чтобы взглянуть на Байера.
Господин Байер сварил ему кофе, налил туда сгущенного молока, положил перед ним печенье, и вдвоем они хорошо полакомились.
И почтальон Грейф сказал:
— Спасибо, господин Байер, больше не могу. Сегодня со мной происходят удивительные вещи. Приношу я письмо старому Густаву Реймеру, а он ест рисовую кашу и говорит мне: «Господин Грейф, не хотите ли каши? Может быть, она вам покажется слишком сладкой, а для меня это хорошо. Я люблю, когда сладко». Только я вышел из дома Реймера, как меня кто-то окликает. Гляжу — старый Бланк. Я и с ним поел. Пришел навестить вас… Всё это кажется мне действительно очень странным… Люди остались без гроша, а тут, нате вам, рисовая каша.
Господин Байер ответил:
— Знайте, что это молодые товарищи не дают нам погибнуть…
Но это уже была политика, и почтальон Грейф отступил, чтобы не заходить слишком далеко. Человек тут беседует о рисовой каше, а кто его знает, к чему это может привести.
— Передавали, — стал он шептать, — что высота давления над Восточной Европой распространится через среднюю Европу дальше на запад. И что удержится хорошая погода.
— Что вам до этой погоды? — заметил Эдуард Байер. — Люди гораздо важнее погоды.
И почтальон Грейф сказал неуверенно:
— Не налили бы вы мне еще чашечку кофе? Человек думает, что он уже сыт, и вдруг к нему снова приходит аппетит.
Перевела с чешского Евг. Берж.
ПО РОДНОЙ СТРАНЕ
А. Садовский
Большие огни
На правом берегу Невы, напротив Смольного, высятся мощные корпуса завода, известного всей стране.
Каждое утро по набережной и прилегающим к ней улицам к заводу текут встречные толпы людей, которые создают машины, вырабатывающие свет.
Выберите любого человека в этой толпе, разбудите его в любой час ночи — и он, если вы дадите ему такое задание, мгновенно кружочком нанесет на карту Родины каждую новую электростанцию, построенную в последние десятилетия, и расскажет вам, какие там работают турбины.
Он знает каждую турбину потому, что он ее построил.
Семь тридцать утра. Протяжно гудит заводской гудок, стреляя тонкой струей пара в облачко, лениво ползущее над заводом по блеклосинему небу. И сразу набережная пустеет. Тысячи людей вошли через проходные ворота на территорию завода.
Но мы с вами заглянем прежде туда, где начинается жизнь турбины, — в прямоугольное и отвесное, как скала, здание заводской лаборатории на набережной Невы.
Здесь нет коридоров с ковровыми дорожками и толстостенных камер с пробковыми и резиновыми прокладками, как в других лабораториях. Здесь не увидишь и озаренного красным светом сигнала: «Тише! Идет опыт».
Внизу под дощатым настилом плещутся невские воды. Слышится слитный гул станков и треск электросварочных аппаратов.
Наверху, на стенде люди разместились вокруг сложной установки с великим множеством приборов и небольшой, выпуклой, прозрачной камерой. В камере заключена модель с шестью лопастями, слегка изогнутыми и откинутыми, как крылья самолета. Это модель турбины, которая будет работать на Волге, невдалеке от Куйбышева. И тому, кто видит ее в камере в такой час, хочется воскликнуть: «Тише! Идет опыт. Испытывается модель самой крупной водяной турбины мира».
Лаборантки заняли места у столика с вспомогательными таблицами. Слесарь-регулировщик взобрался на высокое сиденье у пульта. Молодой и не по годам серьезный, он внимательно осмотрел свое хозяйство на стенде. Руку положил на рубильник.
— Я готов.
— Реостат!
— Есть!
Тише, идет опыт! А в такие минуты лишних слов на стенде не говорят. Регулировщик нажимает рубильник. Сдвинув седоватые брови, стендовый инженер посматривает на электрические часы. Мерно шагает маятник. Щелк, щелк. Отходил ровно минуту.