Японию, застёгнутую на все пуговицы, уже обжигало дыхание глобализации: «“Нагасаки – единственный порт, куда позволено входить одним только голландцам”, – сказано в географиях, и куда, надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения». Иван Гончаров называл Японию запертым ларцом с потерянным ключом: «Многочисленная кучка человеческого семейства, которая ловко убегает от ферулы[163] цивилизации, осмеливаясь жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает дружбу, религию и торговлю чужеземцев, смеётся над нашими попытками просветить её, и внутренние, произвольные законы своего муравейника противоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде… В географии и статистике мест с оседлым населением земного шара почти только один пробел и остаётся – Япония. Странная, занимательная пока своей неизвестностью земля».
Уже тогда писатель был убеждён, что такое положение дел – ненадолго. Иван Гончаров даже излагает возможный сценарий принудительного открытия японских портов для международной торговли: «Для этого надо поступить по-английски, то есть пойти, например, в японские порты, выйти без спросу на берег, и когда станут не пускать, начать драку, потом самим же пожаловаться на оскорбление и начать войну. Или другим способом: привезти опиум и, когда станут принимать против этого строгие меры, тоже объявить войну». Позже, на Филиппинах, местный епископ в беседе с Гончаровым спокойно скажет: Японию удастся открыть для Европы «только с помощью пушек». Моральная и правовая стороны вопроса, похоже, никого тогда особо не волновали.
Иван Гончаров смотрит на Японию как европеец, глобалист, чуть ли не конкистадор, нимало не скрывая этого. Пытаясь понять менталитет «крайневосточных» народов, он многое сообщает о психологии современного ему европейца. Вот тому зелёному холму, говорит он, недостаёт колоннады с портиком, а высокой горе – монастыря с куполами и золотым крестом… Или: «“А что, если б у японцев взять Нагасаки?” – сказал я вслух, увлечённый мечтами… “Они пользоваться не умеют”, – продолжал я».
Перед глазами японцев уже был пример Китая, где Англия с 1840-х вела «опиумные войны», добиваясь свободного ввоза наркотиков в Поднебесную. Это была, говоря сегодняшним языком, наркоторговля под крышей государства, «подсадка» целой нации на наркотики. Вынужденное открытие портов для Англии привело к восстанию тайпинов 1850–1864 годов – крестьянской войне против маньчжурской династии Цин и иностранных колонизаторов. Подавлять мятеж китайским властям помогали Англия, Америка, Франция. В 1900 году в Китае вспыхнет новый антизападный мятеж ихэтуаней[164] («боксёрское восстание»). Его снова будет подавлять альянс европейских стран (с примкнувшей Японией), включая и Россию. С учётом всего этого исторического контекста сверхзакрытость Японии представляется не блажью, а попыткой, пусть и безнадёжной, сохранить суверенитет. Экономически и технически развитая, агрессивная Европа выступала в Азии в роли насильника. Торговля, которой добивались европейцы, слишком часто походила на прямой грабёж. Запад представлял собой угрозу; Япония, загнанная в угол, сопротивлялась, как сегодня сопротивляется Корейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) с её чучхе – идеологией «опоры на собственные силы».
По поводу «опиумных войн» и британской восточной политики Гончаров высказывается предельно резко: «Английское правительство молчит… потому что многие стоящие во главе правления лица сами разводят мак на индийских своих плантациях, сами снаряжают корабли и шлют в Янсекиян. За шестнадцать миль до Шанхая, в Вусуне, стоит целый флот так называемых опиумных судов. Там складочное место отравы. Другие суда привозят и сгружают, а эти только сбывают груз. Торг этот запрещён, даже проклят китайским правительством: но что толку в проклятии без силы? …Английское правительство оправдывается тем, что оно не властно запретить сеять в Индии мак, а присматривать-де за неводворением опиума в Китае – не его дело, а обязанность китайского правительства». Ещё о британцах: «Бесстыдство этого скотолюбивого народа доходит до какого-то героизма, чуть дело коснётся до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть яд!» Шанхай, по данным Гончарова, к середине XIX века уже превзошёл по обороту такие порты, как Гонконг, Кантон[165] и Сидней, выйдя на второе место в мире после Калькутты: «А всё опиум! За него китайцы отдают свой чай, шёлк, металлы, лекарственные, красильные вещества, пот, кровь, энергию, ум, всю жизнь». Далее: «Обращение англичан с китайцами, да и с другими, особенно подвластными им народами, не то чтоб было жестоко, а повелительно, грубо или холодно-презрительно, так что смотреть больно. Они не признают эти народы за людей, а за какой-то рабочий скот, который они, пожалуй, не бьют, даже холят, то есть хорошо кормят, исправно и щедро платят им, но не скрывают презрения к ним. К нам повадился ходить в отель офицер… Его звали Стоке; он беспрестанно ходил и в осаждённый город (осада Шанхая – один из эпизодов восстания тайпинов. – В. А.) и в лагерь. Мы с ним гуляли по улицам, и если впереди нас шёл китаец и, не замечая нас, долго не сторонился с дороги, Стоке без церемонии брал его за косу и оттаскивал в сторону. Китаец сначала оторопеет, потом с улыбкой подавленного негодования посмотрит вслед… Англичане… на их же счёт обогащаются, отравляют их, да ещё и презирают свои жертвы!» И ещё одно гончаровское описание английских моряков – авангарда человеческой породы, так или иначе захватившего полмира: «Пришло с улицы несколько английских шкиперов: что за широкоплечесть! что за приземистость! ноги, вогнутые внутрь или дугой наружу. Они вчетвером, как толпа буйволов, прошли по галерее мерно, основательно, так что пол заходил ходуном. Посмотришь ли на индивидуума этой породы спереди, только и увидишь синюю, толстую, суконную куртку, такие же панталоны, шляпу и под ней вместо лица круг красного мяса, с каймой рыжих, жёстких волос, да огромные, жёсткие, почти не разжимающиеся кулаки: горе, кому этакой кулак окажет знак вражды или дружбы!»
163
Ферула – особая линейка для наказаний, которой били по ладони провинившихся учеников в античной и средневековой школах.