В соответствии с этой своей установкой Меринг выступает тонким защитником радикальных тенденций в первый период натурализма. Он справедливо заступается за "Ткачей" и "Бобровую шубу" Гауптмана против его формалистических критиков. И лишь тогда, когда внутренняя пустота и апология капитализма открыто берут верх во всем натуралистическом течении, в особенности же после перехода натурализма к возрождению романтики, Меринг обрушивается на эту новейшую литературу с ядовитым и метким сарказмом.
Правда, и здесь, несмотря на справедливость его критики, почти во всех отдельных пунктах, сказывается основной недостаток: Меринг осуждает новейшие литературные течения, но он не в состоянии вскрыть их социальные корни. Подобно тому как другие вожди левого крыла германской социал-демократии поздно заметили наступление империалистического периода и никогда не сумели правильно и до конца его понять, так и Меринг не сумел распознать характерные и специфические черты художественного распада в немецкой литературе империалистического периода.
7. Меринг и Фрейлиграт
Как мы могли убедиться, ознакомившись с методологией и практикой Меринга, критика Энгельса прошла для него без всякого влияния. Во всей своей литературной деятельности Меринг отстаивал "самостоятельную" линию весьма последовательно, — правда, со всеми непоследовательностями и противоречиями, свойственными этой линии. Известно, что в истории рабочего движения это ставило его во все более резку" противоположность к Марксу и Энгельсу. За "спасением" Лассаля последовало "спасение" Швейцера, а затем даже Бакунина. Сам Меринг считал, что он восстанавливает этим историческую справедливость. Он думал, что продолжает этим то дело, которое он издавна делал по отношению к буржуазной историографии, разрушая исторические легенды, "спасая" исторические личности, оклеветанные легендой. Это и в самом деле составляло ценную часть его революционных традиций. Меринг был в этом отношении сознательным преемником Лессинга, и, в деле разрушения прославляющих и опорочивающих легенд, его заслуги весьма значительны. Но когда он перенес эту же точку зрения в историю рабочего движения, его метод превратился в метод исторического спасения определенных оттенков оппортунизма, особенно того оппортунизма, который возник вследствие сохранения традиции радикально-буржуазной идеологии. Из всего вышеизложенного достаточно ясно, что "спасением" Шиллера Меринг преследовал ту же цель в эстетике и истории литературы, что и "спасением" Лассаля в истории социал-демократии. Смесь анархистской "свободы мысли" и механически-бюрократического контроля в германской социал-демократии вызвала на левом крыле партии оппозицию, которая не смогла однако-как во всех прочих вопросах — подняться до правильной, большевистской точки зрения партийности, а выразилась, увы, в отмеченной выше "самостоятельности" Меринга по отношению к Марксу и Энгельсу. Что Меринг был тут не одинок, показывает рецензия Розы Люксембург на его биографию Шиллера. Она называет эту книгу "высоко отрадным даром немецкому рабочему классу, получившему теперь свободное как от буржуазно-тенденциозных, так и от партийно-тенденциозных извращений изображение великого поэта"[74].
Эта ложная позиция левых в немецкой с.-д. находится в теснейшей связи с ее неспособностью последовательно провести в теории и практике настоящую борьбу против оппортунизма II Интернационала, как это удалось сделать большевикам под руководством Ленина. Тот особенный оттенок, который представляет при этом Меринг, нам уже известен.
Наряду со "спасением" Шиллера в центре деятельности Меринга как историка литературы стоит "спасение Фрейлиграта. Именно в этом отношении к Фрейлиграту проявляются наиболее ярко все слабые стороны Me-ринга — его неспособность преодолеть свое собственное буржуазно-демократическое прошлое. Меринг не ограничился тут совершенно ложным, прикрашивающим истолкованием образа Фрейлитрата, но пошел дальше и как издатель Маркса и Энгельса не пропустил целого ряда их важных высказываний об этом поэте, чтобы создать видимость, будто его собственный взгляд на Фрейлиграта не противоречит взгляду Маркса и Энгельса. Так этот разрушитель стольких буржуазных исторических легенд сам создал новую историческую легенду: легенду о якобы последовательно-революционном поэте Фрейлиграте, который с момента своего сближения с революционным движением оставался революционером до конца своих дней и, несмотря на мимолетные личные трения с Марксом и Энгельсом, всегда был их другом и соратником. Мы остановимся несколько подробней на этой легенде о Фрейлиграте, потому что в ней обнаруживаются самые крайние и самые опасные выводы из всей позиции Меринга и потому что она находится, как мы увидим, в глубочайшей связи с теми его ошибочными взглядами, которые мы разобрали выше.