В этой полемике Штребель ссылается на Готфрида Келлера, Диккенса и др. в доказательство своей правоты. Смещение писателей восходящего периода буржуазии с писателями империалистической современности тут не случайная обмолвка. В одной из своих позднейших статей Штребель протестует против проведения границы как между буржуазным и пролетарским искусством в настоящем, так и между прошлым и современным искусством. И тут мы видим перед собой в почти карикатурном преувеличении последние выводы из позиции Меринга — полное отождествление великого искусства минувшей буржуазно-революционной эпохи с грядущим искусством социалистического общества. Вот как определяет Штребель то, что он именует "социалистическим мировоззрением": это — "замысел создать для всех людей условия наибольшего благополучия, завоевать для них свободу, образование и благородное наслаждение жизнью. Не таковы же ли были идеалы и буржуазии, по крайней мере восходящей?" И он считает возможным утверждать, что между "пролетарскими" писателями, как Горький или Андерсен Нексе, и "буржуазными", как Золя, нет никакого существенного различия. (Слова "буржуазный" и "пролетарский" Штребель всегда пишет в кавычках.) Вполне естественно, что с этой точки зрения искусство — вполне аналогично роли науки в понимании Лассаля — оказывается только "союзной силой".
Крайние выводы из всей этой дискуссии сделал В. Циммер в своей полемической статье против фельетона Дешера, напечатанного в "Neue Zeit". Он пишет: "Вместо того, чтобы вновь и вновь призывать к пролетарскому классовому искусству, что в конце концов довольно скучно слушать, следовало бы лучше подчеркнуть, что оно в действительности совершенно невозможно, и почему невозможно, — что искусство труда, подлинная культура, а не просто тенденциозный пролетарский роман или тенденциозная пролетарская драма (пусть даже несравненно более сильные, чем все, что мы имеем в этой области до сих пор) станет возможна лишь тогда, когда пролетариат выполнит свою миссию разрушителя капитализма, но вместе с тем утратит почву и для своего собственного существования в качестве класса"[95].
Тут перед нами немецкий "почвенный" троцкизм чистейшей пробы в области литературы.
Может быть, у кого-нибудь возникнет вопрос, в праве ли мы считать Меринга ответственным за подобные взгляды? Нам думается, что из всего вышеизложенного вполне ясно, как много основных теоретических предпосылок (особенно лассальянских) разделяют эти авторы с Мерингом. И заключительные слова Меринга в его комментариях к переписке Маркса и Фрейлиграта, его короткая и грубая расправа с Гейнцем Шпербером ("бесчинство"!) показывают, что его симпатии в этой дискуссии были целиком на стороне Штребелей, Циммеров и К°. Мы показали, думается нам, и то, что эти симпатии отнюдь не случайны, что взирание на вещи "с более высокой башни" органически выросло у Меринга из его основных философско-эстетических взглядов, было необходимым следствием всего его развития. При этом особенно интересно, что в течение социал-демократического периода своей деятельности Меринг проделал в этом пункте определенную эволюцию. Его позиция в вопросе о пролетарской литературе была вначале выжидательной. Напомним о его настроениях в 1891 году, когда он упрекал натуралистических писателей за то, что они видят в бедствиях сегодняшнего дня только бедствия и не видят уже прорастающих в нем семян будущего. В соответствии с этим взглядом Меринг и определяет-правда, довольно осторожно и отвлеченно — методологическое место пролетарской эстетики (1893):