Люди вежливые, говорят, что, мол, конечно, очень приятно познакомиться с новым автором, и я начинаю читать... Нет, я не оробел, мне уже приходилось выступать у «крестьянских» и в «Кузнице», даже в клубе одном выходил на сцену вместе с «кузнецами». А тут народ приветливый, чего ради я смущаться должен?
Читаю для начала рассказ «Жук». Речь в нем о беспризорнике, как он отправился к самому Сталину, а часовые в Кремль не пустили, и вот он решил дождаться, пока тот пойдет с работы домой, на улице мороз, он топчется в подворотне напротив Кутафьей башни и думает про себя:«Ничего, жрать захочет — выйдет!»
Кончил читать, гул одобрения.
— Я бы этот рассказ сразу напечатал,— говорит Насимович,— если бы редактором журнала был.
И только Замойский один молчит, улыбается.
Меня просят прочесть другой рассказ, берусь за «Виноград», тоже принимают хорошо, но не так, как «Жука». Зато Замойский оживился, смотрит на меня радостно, ему, видать, понравилось. Тут подают нам закуску, да такую, что я растерялся. Каждому принесли по хорошей порции студня, потом чай с лимоном и пирожными. И вот за чаем началось обсуждение моих рассказов. «Да, это не то что в «Кузнице»,— думаю я.— Вот только на чьи же средства такое угощение?»
После, будучи один раз на «Никитинском субботнике», я увидел нечто подобное, но ведь там и издательство свое было. А вот кто расходовался у Вешнева на угощение, не знаю. Но суть не в этом, это не главное. Хотя мне понравилось такое обсуждение за стаканом чая. Как-то уютней получается.
«Жук» мой всем понравился, даже Новиков-Прибой буркнул что-то одобрительное, хотя был тогда сердит на меня, о чем еще расскажу. Второй рассказ не произвел такого впечатления. И только Замойский выступил всем наперекор.
— А вот мне,— говорит он,— «Виноград» больше пришелся по душе. «Жук» написан хлестко, ничего не скажешь, но это не каманинский рассказ. А второй — его. Я читал рассказы Каманина в рукописях, вот те в таком же духе.
— Где вы их читали? — изумился я.
— В Госиздате, в отделе массовой литературы. «Блоху» читал, «Могильный камень», мне их давали на рецензию.
Убиться можно! Меня привели знакомить с человеком, а он, выходит, уже знает меня, читал мои рассказы. Ну и дела! Потом, помню, Гумилевский сел со мной на диванчике рядом и стал расспрашивать, кто я, откуда, как начал писать.
— У вас дело пойдет, поверьте мне,— сказал он.
Вышел я из квартиры не с Любовью Федоровной, а с Замойским. Как это получилось, сам не понимаю.
— Ты где живешь? — спрашивает он меня.
— Далеко. На Бакунинской, бывшей Покровской. Трамваем час ехать.
— А я живу близко, на Брестской. Может, пойдем ко мне, у меня и заночуешь? Поговорили бы.
— Так у тебя, наверное, семья? Не хочу стеснять людей.
— Семья моя, жена с детишками, в большой комнате на третьем этаже, а я на втором; в маленькой и без окна, у меня там и днем лампа горит. Слушай, у меня не только кровать, но и диванишко старый имеется, на нем и переспишь. Пошли!
И я пошел к нему. И мы проговорили всю ночь...
Глава третья
«КУЗНИЦА» И «КУЗНЕЦЫ»
Четверги «Кузницы» я начал посещать с зимы 1922/23 года, и повел меня туда мой институтский дружок Климент Яковчик, удивительно добрый, легко со всеми знакомящийся человек.
Бывал я с ним до этого в Пролеткульте, где увидел впервые знаменитых тогда Михаила Герасимова и Владимира Кириллова. Очень были занозистые и, как вошли в зал, так сразу же, не спросив слова, начали кричать свое, прерывая докладчика. Водил он меня и на вечера Лефа, и в Союз поэтов, и даже в «Стойло Пегаса», кабачок на Тверской, сводил. Не понравилось мне это «Стойло Пегаса», я-то сам тогда еще не пил и не курил. Вот и в «Кузницу» он, Яковчик этот, меня затащил.
— Ты в какой-нибудь группе состоишь? — спросил как-то вечером в институте, куда редко, но все же заглядывал.
— Состою в «крестьянских», да почти не хожу - некогда.
— И нечего тебе туда ходить. Ты, брат, вступай в другую группу. Ну хоть в «Кузницу». Смотри, кто там есть. Прозаики: Ляшко, Гладков, Бахметьев, Сивачев, Новиков-Прибой, Низовой. Поэты: Обрадович, Александровский, Казин, Санников, Бердников. Есть у кого учиться! А у «крестьянских» у кого ты будешь учиться? В следующий четверг мы пойдем туда, сам посмотришь и убедишься.
Я пошел, посмотрел, убедился и, кажется, с того четверга не пропускал ни одного вечера «Кузницы» в течение лет четырех-пяти. Помещалась она, как почти все тогдашние литературные организации, в Доме Герцена на Тверском бульваре. Занимала на третьем этаже одну комнату средних размеров, там и правление было и проводились обсуждения. Рядом в двух комнатах заседал ВОКП (крестьянские писатели), а дальше шли помещения, занятые РАППом и редакциями журналов «Литературный критик» и «На литературном посту». Второй же этаж, где комнаты были попросторнее и посветлее, получили Всероссийский союз писателей (попутчики) и Союз поэтов.