Может быть, и Караваджо дарует Нарциссу надежду? Восстает против первоисточника? Вряд ли. Иное дело- Дали с его непреодолимым желанием пересматривать и перестраивать классику согласно собственным теориям, с его полемическим - до эпатажа - задором. Презирая иллюстраторов, сыплющих констатациями, Дали обращается к механизму происходившего (если уподобить произведение морскому кораблю - к правде "машинного отделения"). В результате картина показывает нам трех Нарциссов: это Нарцисс поэмы, отражение Нарцисса в воде, наконец, Нарцисс превращается в груду камней, среди которых пробивает себе дорогу в жизнь желтенький цветочек, нарцисс,нарцисс с маленькой буквы.
Дали жертвует "похожими" подробностями, но зато выходит на самую суть Овидия: его поэма называется ведь "Метаморфозы", и как раз метаморфозы интересуют художника.
Метаморфоза Нарцисса может восприниматься и пониматься как аллегория назидательного толка: "не поступай плохо, и тебе будет хорошо" - отсюда столь частое использование этого эпизода в качестве поучения. Но художнику Дали чужды морализаторские цели и пропагандистские заботы, столь часто обуревающие Дали-теоретика. В Нарциссе его занимает динамика развития в представимых, реалистических формах, никак не нарицательные смыслы звонкого имени.
Перед зрителем - как бы фантазия по мотивам науки, нечто вроде забавных рисунков, мелькающих на полях популярных брошюр на естественные темы. Вот, дескать, как бы оно могло произойти - если согласиться, что такое вообще могло произойти.
С другой стороны, очевидно, что проблема происхождения видов вполне безразлична Дали, что никаких карта, ночных комментариев к биологии или ботанике давать он не собирается. Его цель - перевоплотиться в Овидия, предложить модернизированную версию древней фабулы - на манер того, как это водится нынче у драматургов - Сартра, Дюрренматта или Ануя. ;
Иллюзию заново переживаемой на сегодняшний лад трагедии поддерживает деятельность персонажей второго плана, настойчивый фон "главного" события. Там, позади, таинственные фигуры в тогах вершат торжественный танец, чуть сбоку пламенеет устрашающий багрянец (геенна огненная? термоядерная "топка"?) и грызет кости какая-то собака. Что это? Мистерия в храме справедливости, вынесенная под открытое небо? Каннибальский пляс на костях поверженного врага? Костюмированная античность? И то, и другое, и третье. Но прежде всего - контекст современности, театрализованный намек на условность изображения, календарная информация: то, что вы видите, происходит сейчас, у вас на глазах, и пускай никого не введут в заблуждение одежды - они только что взяты напрокат у оперной кастелянши.
Метаморфоза Нарцисса у Дали осуществляется над рекой, при посредстве реки, так сказать, на глазах у реки. Отражение стало оружием возмездия за нимфу, которая, как и все нимфы, была, видимо, повелительницей рек, а значит, и отражений. И вот на картине отражение провоцирует события - и оно же их фиксирует. Отражением все начинается - и все кончается. Круг замкнулся. А весь этот процесс во всех его деталях, со всеми его перипетиями забран в рамки зеркала.
Существен еще один весьма современный признак картины - ее изобразительная стилистика, новая по сути. Ведь синхронное наличие на полотне двух образов Нарцисса, которые, по логике вещей, пребывают во времени раздельно,- явный проблеск кинематографической концепции мира.
Дали - не единственный из художников, пользующийся в живописи техникой кадрирования (о графике я уж не говорю - там, условно говоря, рисованные фильмы - рассказы в картинках - появились за десятки лет до первого фильма). Но он последовательнее других стремится запечатлеть движущуюся натуру на холсте. Такое впечатление, словно он сызмальства бунтует против Лессинга, назначившего живописи быть искусством пространственным, и ищет способ превратить ее в искусство временное.
А Караваджо строит свое понимание "Метаморфоз" всецело на "Метаморфозах", а говоря более общо, на античном эпосе, на "Илиаде", на "Одиссее", на "Энеиде". Он подчиняет иллюстрацию духу иллюстрируемого материала.
Но вернемся к Овидию. "Метаморфозы" велики открытием самого принципа художественных метаморфоз. "Метаморфозы" - это философия, а не собирательство в духе современной фольклористики. "Метаморфозы" коллекционируют и поэтически перелагают мифы по принципу: чтоб там обязательно был скачок, трансформация, преображение как основной закон развития. Позиция, на мой взгляд, революционная!
Отражение и его последствия под этим углом зрения вписываются в поэму очень органично, как частный случай, воплощающий общий закон "метаморфоз". Отражение, по Овидию,- это:
1) причина метаморфозы (но, напомним, есть еще и причина причин этическая);
2) механизм метаморфозы (что хорошо показал Дали);
3) констатация: "все в прошлом" - и одновременно результат, продолжающий жить, когда развитие исчерпало себя; таким образом, "все в прошлом" диалектически оказывается элементом реальной, движущейся жизни в настоящем и будущем.
Глава III
ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ЗАГЛЯНУТЬ В РЕКУ
АБСТРАКЦИЯ ВЫХОДИТ ИЗ ВОДЫ
Передо мной работа И. Л. Галинской "Загадки известных книг", выпущенная издательством "Наука" в 1986 году. Заинтересовала меня эта брошюра именами Сэлинджера и Булгакова на титульном листе. А нашел я в ней весьма спорные суждения по основной проблематике (по крайней мере там, где дело касается Булгакова) и важную побочную информацию: все о тех же зеркалах.
"Проявляемое значение в духе древнеиндийской символики имеет и самое название повести "Выше стропила, плотники". Приветствуя женитьбу брата, Бу-Бу пишет ему мокрым обмылком на зеркале в ванной следующие строки из "Эпиталамы" Сапфо: "Выше стропила, плотники! Входит жених, подобный Арею, выше самых высоких мужей". Начнем с зеркала, на котором написала эти слова Бу-Бу: в Древней Индии оно являлось основным атрибутом ведической церемонии брака..."
Появление зеркала на переломном этапе человеческого бытия - факт достаточно типичный в сфере народных верований и традиций. Зеркало с давних пор (и по сей день) наделяется в социальном сознании свойством причастности к необычному. Оно служит окном в мир праздничного - и, более того, сверхъестественного. Как пишет Вальтер Скотт в "Зеркале тетушки Маргарет": "Для того чтобы вы знали, что такое чувство сверхъестественного, вы должны ощутить тот едва уловимый трепет, который охватывает вас, когда вы слушаете какую-нибудь страшную историю о действительном происшествии и когда рассказчик, предупредивший, что сам он, вообще-то говоря, не верит разным бредням, тем не менее предлагает нашему вниманию именно эту историю, а не какую-нибудь другую, потому что она необыкновенна и в ней есть нечто такое, что заставляет задуматься. И вот еще один признак - когда рассказ доходит до высшего напряжения, вам бывает трудно заставить себя оглянуться и осмотреть все вокруг. И третий - когда потом остаешься одна у себя в комнате, стараешься не заглядывать в зеркало".
Давайте проследим генезис этого пиетета, этого восхищения, преклонения или страха перед зеркалом.
Мне отнюдь не кажется абсурдной гипотеза о причастности зеркала к самому революционному процессу социальной истории (протекавшему, правда, эволюционно) - становлению мозга как субстрата идей. У истоков абстрактного мышления, как озеро в начале горной реки, бок о бок с другими озерами лежит отражение. На зеркальной поверхности "озера" веками накапливаются, накладываются друг на друга, невидимо для глаза, "заметки" развивающегося ума, сопоставляя которые древний человек научается многому.
Прежде всего, вероятно, удивляться: находить в привычном непривычное, в обычном - необычное, в броуновском движении - частицу. Вряд ли возникший на глада воды лик - возникший ниоткуда, никак не подтверждаемый другими чувствами: ни обонянием, ни осязанием, ни слухом,долго оставляет первобытного исследователя равнодушным. Со временем, надо думать, появляются реакции, которые современный карикатурист выразит символически так: на четвереньках, "на карачках" мохнатый индивид приветствует отвисшей челюстью или разинутой пастью самого себя. Знатоки литературоведческих теорий очертят ситуацию при помощи термина "остранение": ведь и впрямь, с точки зрения темного новичка, отражение придает действительности сильный отстраняющий акцент. Словом, повторяю: по-моему, древний человек при виде себя в зеркале начал с того, что сильно удивился.